В гвардейской семье

колеса коснутся земли. Толчок, самолет словно бы подпрыгнул. Еще небольшой толчок — и машина, подрагивая, бежит между [164] двух рядов костров. Все! Теперь можно заруливать на стоянку.

Выключаю мотор. Расстегиваю лямки парашюта и пристально наблюдаю за посадкой остальных. Вот

уже шестой совершает пробежку. Какие молодцы, мои ребята! Теперь — к командиру на доклад: вражеские танки атакованы, командный пункт фронта в безопасности, в воздушном бою сбито три

«фоккера».

Да, но почему такая усталость? И отчего так болит грудь?

Машинально оглядываю себя. На груди в куртке замечаю дырочку. Просовываю палец и нащупываю

кусочек металла. Достаю — пуля. Немного сплющенная, с заусеницами. Стал размышлять: откуда?

Неужто ударилась о бронестекло и срикошетила в замок парашютных лямок? А он как раз над нервным

узлом груди. Да-а, и на сей раз смерть меня обошла.

...Подходят летчики, докладывают о результатах боевого вылета.

— Спасибо, товарищи! — говорю им совсем не уставные для такого случая слова и направляюсь на

командный пункт.

3.

И снова большое поле приютило наши «илы», а нас принял под свои крыши населенный пункт, название

которого не на всех картах сыщешь, — Балгудзей. Домики словно бы забежали в лес — вокруг них и

близ хозяйственных строений — семейки деревьев. Ветки на них уже голые: осень. Опавшие листья

плотным грязно-желтым слоем устлали землю, и от нее идет острый прелый дух.

Стоянка моей эскадрильи на этот раз оказалась в нескольких минутах ходьбы от командного пункта

полка. Под свой командный пункт мы приспособили какое-то строение из закопченных бревен: не то

сарайчик, не то баньку. Там же и место моего ночлега.

Пообедав, летчики укрылись на нашем КП от холодного ветра. Технический состав — на совещании, которое проводит Одинцов. А я хожу по стоянке, осматриваю машины, наблюдаю, как ветер треплет

концы самолетных чехлов, а в ушах звучит упрек, высказанный мне командиром полка: [165]

— А кто за вас должен думать о людях эскадрильи?

Дело в том, что Стрельцов проверял на новом месте состояние укрытий для личного состава на случай

бомбежки. Оказалось, что только в первом звене об этом позаботились вовремя.

— Хорошо, что вам на голову ни разу не сыпались бомбы! — сердито выговаривал мне Стрельцов. — А

если налет — что тогда?..

Вижу, спешит ко мне адъютант эскадрильи Егоров, передает приказание Стрельцова срочно явиться в его

«кабинет».

— Вот что, — обращаюсь к Егорову. — Немедленно организуйте рытье щелей во втором и третьем

звеньях. Продумайте с инженером, как это лучше и быстрее сделать. О готовности доложите...

У входа на командный пункт встречаю двух наших штабных офицеров. Веселые, чему-то улыбаются. «С

чего бы это?» — пытаюсь уловить связь между их настроением и вызовом к командиру, но так ни к чему

и не прихожу. Стучусь в дверь командирского «кабинета».

— Присаживайся. Сейчас должны подойти Семейко и Беда. Надо потолковать кое о чем, — говорит

Стрельцов и звонит кому-то по телефону. Майор Иванов наклоняется ко мне:

— Сегодня обстановка позволяет отметить третью годовщину полка. Надо прикинуть, как это сделать.

А вот и командиры первой и второй эскадрилий. Стрельцов встал из-за стола, подошел к Леониду Беде:

— Вам присвоено воинское звание «капитан». Поздравляю! — и, крепко пожав комэску руку, по-

отцовски обнял его, поцеловал.

От души поздравили Леонида и мы. Затем сели за рабочий стол командира. Обсуждаем, как организовать

торжественную часть: поэскадрильно построить личный состав, зачитать приказ, рассказать о боевом

пути, о наших героях, поздравить людей, пожелать им новых успехов и побед. Замполит посоветовал

вместе с парторгами и комсоргами эскадрилий обсудить, как лучше провести юбилейный вечер

гвардейцев.

Что сказать людям? Мне еще никогда не приходилось выступать перед большой аудиторией, и я, конечно,

[166] волновался: получится ли у меня, как надо? Советуюсь с Поповским, Никифоровым. Вместе

решаем.

И вот началось...

Принимаю доклад своего заместителя, выхожу на середину, здороваюсь, поздравляю авиаторов. Затем

Егоров зачитывает приказ по полку. Слушаем его и словно заново проходим славный боевой путь от

Сталинграда до Севастополя, от Орши до границ Восточной Пруссии. А полк-то какой! 259 авиаторов

удостоены высоких правительственных наград! Двум летчикам присвоено звание Героя Советского

Союза!

В приказе отмечается боевое мастерство летчиков и поистине героическая работа летно-технического

состава. Объявляется благодарность многим нашим авиаторам. Лица воинов озаряются: приятно, когда

твой труд замечен.

Смотрю на ребят и радуюсь: замечательные люди! Жаль только, что очень редко видимся мы вот в такой

праздничной обстановке.

— Каждый из вас совершил не один подвиг, — говорю я, волнуясь. — За три года позади осталось

тридцать аэродромов. Вы сроднились в боях, возмужали. Летный и технический состав — это одна

крепкая, дружная семья... Пройден большой и трудный боевой путь, и пройден со славой...

Говорил, а на меня смотрели глаза моих боевых товарищей — понимающие, дружелюбные. От этого

сразу стало легко и волнение исчезло.