«В их руках». Девичье еврейское образование в Российской империи

Посетив в 1860 году публичные экзамены в бердичевском училище А. Фруда, некий автор, подписавшийся «Д. М.», составил в целом благоприятное описание, но с определенными оговорками. Основной среди них стало засилье богатых семейств. По словам Д. М., финансовое положение училища является настолько шатким, что содержатель вынужден потакать тщеславию оказывающих ему вспомоществование семейств, поступаясь при этом принципом справедливости: «Г. Фруд слишком хорошо знает здешнее так называемое цивилизованное общество, чтоб не предвидеть, что лишение посредственной ученицы неподобающей ей награды угрожает его пансиону непременною потерею этой ученицы и смертельной враждою ее родителей»[228]. По мнению автора статьи, в результате награждают почти всех учениц, и награды, соответственно, теряют свою ценность. Более того, общий уровень намеренно снижается, для того чтобы с программой справлялись даже посредственные ученицы. Тем не менее Д. М. хвалит как учебную программу, так и самоотверженность господина Фруда.

В заметках с мест, как посвященных всем аспектам прогресса в целом, так и конкретным училищам, новые частные женские училища служат подтверждениями распространения Гаскалы в России. Училища признаны противовесом невежеству и предрассудкам прошлого. Однако, хотя в этих коротких и по большей части описательных публикациях новые школы неизменно признаются заслуживающими похвалы, в более пространных статьях в тех же журналах мы видим совершенно иное отношение к частным еврейским женским училищам.

Разговор о школах

В речи, произнесенной на торжествах по поводу годовщины своего девичьего еврейского училища – впоследствии она была опубликована в «Сионе» – Брук-Брезовский хулит другие учебные заведения для девочек-евреек:

В новейшее же время стали открывать хедеры и школы также для девиц, в коих они обучались преимущественно еврейскому чтению и письму, а изредка и русской грамоте, и слегка арифметике. От содержателей таких школ не требовалось никаких познаний, кроме хорошего еврейского почерка. Эти меламеды или учители вовсе не обращали внимания ни на развитие умственных способностей воспитанниц, ни на их нравственность, ни на обучение отечественному языку; о рукоделии у них и помину не было. Чистописание, вот на что шли все усилия[229].

Употребляя в отношении других школ и учителей традиционные еврейские наименования «хедер» и «меламед», Брук-Брезовский умаляет их претензии на новаторство и дает понять, что они ничем не лучше традиционных школ. Однако, упоминая типичную учебную программу, явно куда более обширную, чем в традиционном хедере, он невольно обозначает устремления этих школ к современности, пусть и клеймит их за приверженность одному только чистописанию.

Л. Дрейзен, частный учитель из Минска, получивший образование в иешиве, пишет в русскоязычное приложение к журналу на иврите «Ха-Кармель» о занятном происшествии. Одна из учениц, которой он давал уроки русского и немецкого, спросила, почему они не изучают творчество немецкого романтика Ф. Шиллера. Она недавно ушла из третьего класса местного женского еврейского училища и теперь была удивлена, почему на частных уроках они не продолжают читать Шиллера. Соль статьи заключается в том, что нужно сосредоточиться на преподавании основ, а также произведений, подходящих для девочек-евреек. Автор возмущен тем, что девочкам преподают Шиллера, хотя они недостаточно владеют языком и не достигли должной зрелости, чтобы понять его произведения¹¹.

Не один Дрейзен был озабочен тем, что девочки-еврейки читают именно Шиллера. X. Фунт презрительно отзывается о популярности его произведений: «Прежде только богатые обучали своих дочерей, ограничив, впрочем, их образование чтением Шиллера и Гете и несколькими элегантными французскими фразами»[230]^[231]. Лазарев также жалуется на контраст между энтузиазмом молодых евреек касательно Шиллера и тем, что он описывает как их «крайнее невежество»[232]. Судя по всему, недовольство этих корреспондентов вызвано тем, что женщины охотно читают романтические произведения, не понимая при этом их глубинного посыла.

Еще одной частотной жалобой, обращенной как к училищам, так и к состоятельным семьям, нанимавшим для своих дочерей частных учителей, была «бесполезность» определенных компонентов образования, особенно усилия по изучению французского языка, в отличие от русского и иврита. А. Зейдлер даже задается вопросом, служит ли такое обучение развитию умственных способностей: