«В их руках». Девичье еврейское образование в Российской империи

Девице, чтобы составить себе выгодную партию, – думают эти родители, – необходимо уметь говорить по-французски, играть на фортепьяно, но так, как ей нужен роскошный гардероб, бриллианты, серьги и т. д. Это умозаключение приходит им в голову, когда сват является к ним с предложениями женихов. Вот уже на 15-м году дочери их начинают свое образование. Но может ли образование оказать свое благотворное действие?[233]

Б. Ц-н, писавший в 1860 году для «Рассвета», винит в образовательных перекосах матерей. Они, по его мнению, так гордятся своими миленькими «мамзелями», говорящими по-французски, что забывают обучить дочерей науке быть достойными матерями и хозяйками дома[234].

Петербургский корреспондент «Русского еврея» осмеивает результаты гендерно обусловленных ожиданий от образования, сложившихся в среде богатых религиозных евреев:

И эти две системы совершенно мирно уживались рядом в одной семье; сестра, одетая по последней моде, говорящая на нескольких языках и играющая на рояли, а брат в длиннополом балахоне, с длиннейшими пейсами и не умеющий писать ни на одном языке, не исключая и древнееврейского[235].

Никто из этих авторов не ставил под вопрос ценность открытия новых учебных заведений для девочек-евреек; их волновало качество образования. Неужели на смену невежественной и суеверной еврейке прошлого придет недалекая и заносчивая еврейка новой эпохи?

Школы и недоброхоты

В некоторых статьях чувствуется определенная мизогиния или как минимум скепсис по поводу способности женщин к просвещению, но есть и такие, где отражены вполне понятные тревоги стремительно эволюционировавшей общины. Образование менялось повсеместно. Хедер, некогда единственный вариант, столь неприглядный с точки зрения маскилов, теперь стал лишь одним из многих. Мужчинам и женщинам, мальчикам и девочкам приходилось приобретать умение ориентироваться в лабиринте бесчисленных возможностей. Те, кто поддерживал эти перемены, стремились придать им более систематический и завершенный характер. Тем не менее движение вперед происходило рывками, методом проб и ошибок: шаг вперед, шаг назад.

Кстати, настороженность и упреки прогрессивной прессы касались не только женских училищ. В Петербурге – за пределами черты оседлости, а следовательно, и вне распространения государственной системы еврейских школ – в 1869 году русскоязычная еврейская газета «День» ополчилась на училища Л. и А. Берман. Корреспондент, подписавшийся как «М. С.», утверждал, что эти училища получают значительные субсидии от общины, но существуют без общинного надзора. Особенно его возмущало то, что детей из бедных семей часто не принимают на учебу, а уровень образования крайне низок. Он даже назвал училище Л. Бермана «гигантским хедером»[236].

Однако при дальнейшем чтении статьи становится ясно, что автор сетует не только по поводу училищ Берманов, но и по поводу всех еврейских училищ вообще. В итоге он фактически заявляет, что всех еврейских детей следует обучать в русских школах, – после чего редактор вставляет недвусмысленное опровержение.

Представляется, что в конечном итоге нападки на училища Берманов были лишь прикрытием для более радикальной критики всей практики обучения детей-евреев. Хотя и сам Берман, и группа родителей его учениц написали в «День» письма в поддержку его училищ и с нападками в адрес недоброхота[237], училища Бермана никогда не смогли бы удовлетворить М. С. Даже тот факт, что Берман принимал 50 учениц бесплатно, а его программа и методы обучения были признаны образцовыми, не заставил бы автора поменять свое мнение касательно самых фундаментальных аспектов их разногласий.