В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

Аналитик: Самолет и корабль — это об отъезде, о путешествии. Нужно столько тюбиков с клеем, чтобы построить хорошие корабли и хорошие самолеты, скоро каникулы.

Пациент: (Рисует кота черным карандашом в середине листа бумаги.)

Аналитик: Кот один в серединке листа, ты, наверное, тоже чувствуешь себя очень одиноким при мысли об отъезде.

Пациент: (Начинает обводить кота контурами... Вспоминает, что делал так и с машиной, повторяет контур за контуром, пока они не превращаются в круги.)

Аналитик: Ты почувствовал себя раскрытым, вот ты и рисуешь круги — правильные фигуры, которые упаковывают и скрывают чувство одиночества?

Пациент: Я еще вспоминаю русские матрешки с разными слоями.

Аналитик: Наверное, это маленький Лучиано чувствует себя одиноким, и его укрывают и защищают большие Лучиано.

Пациент: Я думал о другом своем рисунке — об искрящейся елке со звездой, я ее нарисовал фломастерами, они так гладко красят и у них прозрачные колпачки.

Среда.

Я звоню, чтобы отменить сеанс, так как простудился.

Четверг.

Лучиано звонит, чтобы узнать, состоится ли сеанс, я подтверждаю, что состоится.

Пациент: Рисую, вот, может быть, это стадион. Надо его сделать поменьше. (Пытается свернуть листок.) Это кость или позвонок, если ее укоротить.

Аналитик: Стадион и кость — укороченные — наверное, как наша неделя анализа, потерявшая один сеанс.

Пациент: Да, и тут футбол, и там футбол.

Аналитик: Думаю, не я ли это по телефону тебя отфутболил и не сердишься ли ты?

Пациент: Ну, ладно, не будем преувеличивать. В конце концов, только один день. Я был с другом Ферраццано, он пришел, хотя и опоздал. А обычно я с Педеферри... Вчера маме нужно было уйти, а у меня не было ключей от дома, так что я оказался на улице, пришлось пойти с Ферраццано в школу моей мамы, он меня проводил.

Аналитик: Я тоже тебя оставил на улице и заставил далеко идти; но с тобой был Ферраццано — немножко как воспоминание о докторе Ферро и еще немножко как способ справиться самому, чтобы не чувствовать, как меня не хватает.

Пациент: (Берет карандаш): Вот лесенка, как на площади Витторио. (Берет план города, рисует кинотеатр «Кастелло».) Это большая площадь с арками, а это сад с лесенкой.

Аналитик: Какой лесенкой?

Пациент: Которая ведет к фонтану. (Снова берет карандаш и рисует падающую лесенку.)

Аналитик: Наверное, «кот» (наш способ обозначения аффективных частей Лучиано) вчера чувствовал себя потерянным на большой площади, без воды, с этой лесенкой, упавшей — пропавшей, как наша встреча.

Пациент: Пей, бедный котик, свежие гипотезы.

Аналитик: Ты боишься, что и сейчас не будет никаких свежих гипотез, чтобы попить.

Пациент: Наверное, не будет — вода отравлена.

Аналитик: Это та недоверчивая часть, что говорит коту: не пей водичку, это обман, превратишься в змею или в собачку (еще одна наша история о том, как змею кормили, что бы ослабить и победить, а собаку вылечили, а потом коварно бросили).

Пациент: (Из цветных карандашей складывает рельсы и шпалы, на них кладет черный карандаш и дует на него так, что он катится вперед.)

Аналитик: Похоже, ты рассердился. Не доверяешь мне, хочешь мною управлять, хочешь, чтобы я слушался твоего дыхания, твоих слов, потому что, если ты мне доверишься, я опять тебя брошу.

Пациент: (Рисует звезду, пытается двумя карандашами подцепить еще один карандаш, выстраивает из карандашей башню, башня падает.)

Аналитик: Наверное, искрящаяся звезда скрывает то, что котик очень расстраивается, прямо разваливается на части, когда думает о том, что расстается с нами.

Пациент: (Уходит, молния на его куртке застревает.)

В моей манере интерпретировать в тот период еще была видна потребность сразу же насытить текст, составив почти «символическое уравнение» (Segal, 1957): самолет + поезд = отъезд, с необходимостью, а не как одна из возможных гипотез.

Не было еще пространства для ненасыщенности, не было еще открытости незнакомым местам и возможным мирам, не выражены были негативные способности аналитика (Bion, 1970), понимаемые как способность выдерживать сомнения и ждать появления ненасыщенной конфигурации «избранного факта» (Bion, 1962).