В кафе с экзистенциалистами. Свобода, бытие и абрикосовый коктейль

Оба они считали, что философии нужна революция, но расходились в том, какую форму она должна принять. Были у них и стилистические разногласия. Хайдеггер считал скучной манию Ясперса к спискам и столбцам в своих работах, а Ясперс находил черновики «Бытия и времени» невнятными. Были и другие ранние признаки дисгармонии. Однажды Ясперсу сказали, что Хайдеггер плохо отозвался о нем за его спиной, и он решил с ним поговорить. Хайдеггер стал это отрицать и добавил шокированным тоном: «Я никогда раньше с таким не сталкивался». Это оставило Ясперса в еще большем замешательстве. Спор закончился тем, что они оба были обескуражены и оскорблены, но Ясперс замял дело.

Затем непонимание только усилилось. С приходом к власти нацистов в их отношениях появилось нечто «отчуждающее», как выразился Ясперс в написанных много лет спустя частных заметках о Хайдеггере. У Ясперса были все причины для отчуждения от своего друга: сам-то он не был евреем, а вот Гертруда была. Как и многие другие, супруги поначалу относились к нацистской угрозе пренебрежительно. Они руководствовались обычными соображениями: не могут же эти варвары долго оставаться у власти? Даже для выдающегося профессора было бы трудно бежать из страны и начать все сначала в другом месте, вдали от всего, что придавало смысл его жизни. Кроме того, уехать всегда означало уплату «налога на побег из Рейха» и получение виз. С 1933 года Карл и Гертруда регулярно рассматривали возможность бегства, но так этого и не сделали.

В марте 1933 года, перед самым началом ректорства, Хайдеггер посетил Ясперса, и в разговоре произошел неловкий момент. Зашла речь о национал-социализме, и Хайдеггер сказал: «Нужно идти в ногу со временем». Ясперс был так потрясен, что не нашелся с ответом и в свою очередь не стал дальше расспрашивать Хайдеггера, не желая слышать, что еще тот может добавить. В июне того же года Хайдеггер снова побывал у Ясперса в Гейдельберге, чтобы повторить свою речь о новом режиме и университетах. Находясь в аудитории, Ясперс был поражен «громом аплодисментов», которыми студенты приветствовали слова Хайдеггера. Что касается его самого, то он писал: «Я сидел впереди на периферии, вытянув перед собой ноги, засунув руки в карманы, и не двигался с места». Длинные ноги Ясперса, которые производили такое впечатление на Арендт, выразили все эмоции Ясперса по поводу речи Хайдеггера.

После этого у себя дома Ясперс сказал Хайдеггеру: «Как в 1914 году…», намереваясь продолжить: «Снова это коварное массовое помешательство». Но Хайдеггер с таким энтузиазмом согласился с первыми словами, что Ясперс оборвал свою мысль на полуслове. Чуть позже за ужином зашла речь о Гитлере и его недостатке образования, и на этот раз Хайдеггер, как ни странно, сказал: «Образование совершенно не важно, просто посмотрите на его замечательные руки!» Для любого другого человека это прозвучало бы просто эксцентрично. Для Хайдеггера же с его интересом к ручной работе это было действительно значимо. Похоже, его привлекала не столько нацистская идеология, сколько идея о том, что Гитлер умело придаст стране новую форму.

Гертруда Ясперс ожидала приезда Хайдеггера с ужасом, но ради мужа старалась встретить его радушно. Перед его приездом она писала родителям: «Я должна сказать себе: я — дама с Востока, мы знаем о гостеприимстве все! Поэтому я должна просто быть доброй и молчать!» Так она и поступила, но при отъезде Хайдеггер был с ней невежлив: «Он даже толком не попрощался», — написал Ясперс Ханне Арендт впоследствии. Ясперс не мог простить его прежде всего за это. Много лет спустя Хайдеггер сказал, что поступил так из стыда, имея в виду, вероятно, что ему было стыдно за свой нацизм, но Ясперс отнесся к этому объяснению скептически. Их переписка заглохла надолго, и Хайдеггер больше никогда не приезжал домой к Ясперсу.

Позже Ясперс вспоминал, что, быть может, совершил ошибку, слишком тактично обращаясь с Хайдеггером. Когда в 1933 году Хайдеггер прислал ему печатную версию своей ректорской речи, ответ Ясперса был в высшей степени дипломатичным: «Приятно было увидеть авторское изложение речи после того, как я прочитал ее пересказ в газете». Нужно ли было быть более критичным, спрашивал он себя позже? Возможно, именно он мог остановить «опьяненного, воодушевленного Хайдеггера». Возможно, Хайдеггер нуждался в том, что впоследствии получило название «интервенция», и это спасло бы его от самого себя. Ясперс подразумевал, что не смог повлиять на Хайдеггера в должной степени — и он связывал это с общей неспособностью образованных и терпимых немцев принять вызов времени.