В кафе с экзистенциалистами. Свобода, бытие и абрикосовый коктейль

Свобода оставалась главной темой философии Сартра, и прежде всего — и это не случайно — в период, когда Франция свободной не была. Она занимает центральное место почти во всем его творчестве того периода: «Мухи» (пьеса, репетиция которой шла, когда он встретил Камю), «Дороги свободы», многочисленные эссе и лекции и, прежде всего, его главный труд «Бытие и ничто», разработанный им в результате многолетних записей и опубликованный в июне 1943 года. Кажется необычным, что 665-страничный том, посвященный преимущественно свободе, мог выйти в разгар деспотического правления, не вызвав у цензоров подозрений, но именно так и произошло. Возможно, их бдительность усыпило название книги.

Это название, конечно же, было кивком в сторону книги Хайдеггера «Бытие и время», которую «Бытие и ничто» напоминает по размеру и тяжести. (Американский рецензент Уильям Барретт назвал изданную версию объемом почти 700 страниц «черновиком для хорошей книги в 300 страниц».) Тем не менее это обширная и вдохновляющая на размышления работа. Она сочетает в себе прочтение Сартром Гуссерля, Хайдеггера, Гегеля и Кьеркегора с обилием историй и примеров, часто основанных на реальных случаях из жизни с участием Симоны де Бовуар, Ольги Косакевич и других. В книге присутствует настроение Парижа военного времени, мини-сцены в барах и кафе, на парижских площадях и в садах, на лестницах захудалых отелей. В атмосфере часто чувствуется напряжение, желание или недоверие между людьми. Многие ключевые эпизоды могли бы стать сценами фильмов в жанре нуар или французской новой волны.

У «Бытия и ничто» есть и еще кое-что общее с «Бытием и временем»: оно не закончено. Оба произведения заканчиваются обещанием второй части, которая завершит аргументацию книги. Хайдеггер обещает продемонстрировать свой конечный тезис: смысл бытия — это время. Сартр обещает заложить основу для экзистенциалистской этики. Обещания ни тот, ни другой не выполняют. Что мы действительно обнаруживаем в «Бытии и ничто» — так это расширенное исследование человеческой свободы, точно разработанное на основе простого видения. Сартр утверждает, что свобода пугает, но неизбежна, потому что мы и есть она.

Чтобы доказать это, он начинает с разделения всего сущего на две сферы. Одна — это царство pour-soi («для себя»), определяемое только тем, что оно свободно. Это мы: здесь мы находим человеческое сознание. Другое царство — en-soi («в себе») — это то, в котором мы находим все остальное: камни, перочинные ножи, пули, автомобили, корни деревьев. (Сартр мало говорит о других животных, но и они, от губок до шимпанзе, похоже, в основном относятся к этой группе.) Им не нужно принимать никаких решений: все, что от них требуется, — это быть самими собой.

Для Сартра «в-себе» и «для-себя» так же противоположны, как материя и антиматерия. Хайдеггер, по крайней мере, писал о Dasein как о разновидности бытия, но для Сартра «для-себя» не является бытием вообще. Это «ничто», подобная вакууму дыра в мире. Габриэль Марсель незабываемо описал сартровское ничто как «воздушный карман» посреди бытия. Однако это активное и конкретное ничто — ничто, которое, скажем, выходит на улицу и играет в футбол.

Понятие конкретного ничто звучит странно, но Сартр объясняет его на примере жизни парижского кафе. Представим себе, предлагает он, что я договорился встретиться с моим другом Пьером в одном кафе в четыре часа. Я прихожу на пятнадцать минут позже и с тревогой оглядываюсь по сторонам. Здесь ли еще Пьер? Я воспринимаю множество других вещей: клиентов, столики, зеркала и светильники, прокуренную атмосферу кафе, звон бьющейся посуды и общий шум. Но Пьера нет. Эти другие вещи образуют поле, на фоне которого громко и четко звучит один пункт: «Отсутствие Пьера». Тут вспоминаются чешские женщины, исчезнувшие из кафе «Флор»: их отсутствие гораздо красноречивее и ярче, чем их привычное присутствие.

Сартр приводит и более простой пример: я заглядываю в бумажник и вижу там 1300 франков. Это, возможно, хорошо. Но если я ожидал найти 1 500 франков, значит то, что бросается мне в глаза из бумажника, — это отсутствие 200 франков. Хорошая шутка, взятая из фильма Эрнста Любича «Ниночка», иллюстрирует этот момент. (Прошу прощения у автора этой шутки за то, что не могу вспомнить его имя.) Жан-Поль Сартр заходит в кафе, и официант спрашивает, что бы он хотел заказать. Сартр отвечает: «Я бы хотел кофе с сахаром, но без сливок». Официант уходит, но возвращается с извинениями. «Извините, месье Сартр, у нас закончились сливки. Как насчет кофе без молока?» Шутка построена на том, что отсутствие сливок и отсутствие молока — это два разных отрицания, так же как сливки и молоко — это два определенных положительных фактора.