Хайдеггер продолжал свои попытки обратиться к публике. Ранние версии своей лекции о технике он представил членам Бременского клуба — в основном бизнесменам и судоходным магнатам, проживающим в одноименном ганзейском городе. Другая серия лекций была организована его другом Генрихом Вигандом Петцетом, семья которого жила в Бремене, и, судя по всему, она имела успех. Возможно, Хайдеггеру было легче найти подход к широкой публике, чем к философам, которых гораздо больше раздражала кажущаяся бессмысленность его тезисов, нежели завораживал общий настрой.
Таким образом, все то время, пока Хайдеггер упорно сопротивлялся общению, сфера его влияния росла. К тому времени, когда он прочитал отредактированный вариант своей лекции по технике в Мюнхене в 1953 году, его друг Петцет отмечал, что аудитория хотя и была озадачена, тем не менее встретила его заключительные слова «овацией, подобной буре, вырвавшейся из тысячи горл, которые не хотели утихать». (Он не рассматривает возможность того, что зрители аплодировали тому, что лекция закончилась).
И сегодня Ясперса, самоотверженного коммуникатора, читают гораздо меньше, чем Хайдеггера, который оказал влияние на архитекторов, социальных теоретиков, критиков, психологов, художников, кинорежиссеров, активистов экологического движения и бесчисленное количество студентов и любителей — включая более поздние школы деконструкции и постструктурализма, которые взяли за основу его поздние размышления. Оказавшись аутсайдером в конце 1940-х годов, Хайдеггер реабилитировался и с тех пор стал доминировать в университетской философии по всей Европе. Один стипендиат программы Фулбрайта, приехавший в Гейдельберг изучать философию в 1955 году, Кельвин О. Шраг, удивился, увидев курсы по многим другим современным философам, но ни одного по Хайдеггеру. Позже его недоумение исчезло. Как он писал: «Я быстро понял, что все курсы были по Хайдеггеру».
Так кто же, в конце концов, был лучшим коммуникатором?
Отчаявшись понять друг друга, Хайдеггер и Ясперс больше никогда не встречались. Не то чтобы один из них сознательно оборвал контакт с другим, просто так получилось. Однажды, когда Хайдеггер узнал, что Ясперс проезжает через Фрайбург в 1950 году, он осведомился у него о времени прибытия поезда, чтобы встретиться с ним на платформе и обменяться рукопожатиями. Ясперс не ответил.
Однако они возобновили эпизодическую формальную переписку. Когда в 1953 году Ясперсу исполнилось семьдесят лет, Хайдеггер послал ему поздравления. Ясперс ответил с ностальгией, вспоминая их беседы в 1920-х и начале 1930-х годов, голос Хайдеггера и его жесты. Но, добавил он, если бы они встретились сейчас, Ясперс бы просто не знал, что сказать. Он написал Хайдеггеру, что сожалеет о своей былой нерешительности: ведь он мог заставить Хайдеггера как следует разобраться в себе. «Я бы, так сказать, взял тебя в руки; я бы неустанно расспрашивал тебя и заставил обратить на себя внимание».
Шесть с половиной лет спустя наступило семидесятилетие самого Хайдеггера, и Ясперс послал ему добрые пожелания. Он закончил свое короткое письмо, вспоминая один день из прошлого: когда Ясперсу было около восемнадцати лет, он проводил зимние каникулы на Фельдберге, горнолыжном курорте недалеко от той части леса, где жил Хайдеггер. Будучи неопытным лыжником, как Хайдеггер, он держался поблизости от отеля и передвигался на лыжах медленно, но все равно был поражен красотой гор и оказался «очарован метелью на закате, пляской света и красок на холмах». Он завершил письмо в старой ласковой манере: «Твой Ясперс». В рассказе Ясперса о лыжах он изображает себя осторожным, нерешительным и скептичным, осознающим притягательность далеких пейзажей, но не желающим рисковать, чтобы забраться далеко в их сторону. Хайдеггер, подразумевает он, смелее, но потому и рискует зайти так далеко, откуда будет уже не вернуться.
Ясперс скромничал. В действительности именно он широко охватывал культуры и эпохи, создавая связи и проводя сравнения, — в то время как Хайдеггер никогда не любил уходить далеко от своей хижины в лесу.
Другим бывшим другом, отвернувшимся от Хайдеггера, был человек, игриво высмеявший Эрнста Кассирера в Давосе в 1929 году, — Эммануэль Левинас.