Что бы ни было источником вдохновения, книга де Бовуар превзошла работу Сартра в тонком понимании баланса между свободой и ограничениями в жизни человека. Она показала, как выбор, влияние и привычки могут накапливаться в течение всей жизни, создавая структуру, из которой трудно вырваться. Сартр также считал, что наши действия часто принимают определенную форму с течением времени, создавая то, что он называл «фундаментальным проектом» существования человека. Но де Бовуар подчеркивала связь между этим и ситуацией, в которой мы находимся как исторические существа, наделенные гендером. Она придавала большое значение трудности выхода из таких ситуаций — хотя никогда не сомневалась в том, что, несмотря на все это, мы остаемся экзистенциально свободными. Женщины могут изменить свою жизнь, и именно поэтому стоит писать книги, чтобы пробудить их.
Книга «Второй пол» могла бы войти в канон как одна из величайших культурных переоценок современности, книга, которую можно поставить в один ряд с работами Чарльза Дарвина (который переосмыслил человека по отношению к другим животным), Карла Маркса (который переосмыслил отношения культуры и экономики) и Зигмунда Фрейда (который переосмыслил сознательный разум по отношению к бессознательному). Де Бовуар по-новому оценила человеческую жизнь, показав, что мы глубоко гендерные существа: она пересмотрела положение мужчин по отношению к женщинам. Как и другие книги, «Второй пол» разоблачал мифы. Как и другие книги, ее аргументы были спорными и открытыми для критики в своей специфике — как это неизбежно происходит, когда кто-то делает серьезные заявления. Однако она так и не попала в пантеон.
Является ли это очередным доказательством сексизма? Или все дело в непривычной оптике экзистенциализма? Англоязычные читатели даже не увидели большую часть терминологии последнего: профессор зоологии Говард М. Паршли, первый переводчик книги на английский, упрощал и вырезал ее в основном по настоянию издателя. Уже позже, прочитав работу, его редактор попросил осторожнее обращаться с «ножницами», сказав: «Теперь я совершенно убежден, что это одна из немногих великих книг о поле, когда-либо написанных». Проблемой были не только пропуски: Паршли перевел pour-soi (для-себя) де Бовуар как «ее истинная природа в себе», что в точности переворачивает экзистенциалистский смысл. Название второй части, L’expérience vécue («Пережитый опыт»), он превратил в «Жизнь женщины сегодня», что, как заметила Торил Мой, делает его похожим на название женского журнала. Чтобы еще больше исказить восприятие книги, в англоязычных изданиях 1960-х и 1970-х годов на обложках, как правило, изображались обнаженные женщины в расплывчатом фокусе, что вкупе с мягкой обложкой делало книгу похожей на бульварное порночтиво. Подобное отношение было характерно и для ее романов. Странно, но с книгами Сартра такого не случалось. Ни в одном издании «Бытия и ничто» на обложке никогда не появлялся мускулистый мужчина в фартуке официанта. Переводчица Сартра Хейзел Барнс также не упрощала его терминологию — хотя в своих воспоминаниях она отмечает, что по крайней мере один рецензент считал, что это следовало бы сделать.
Если сексизма и специфичного языка недостаточно, другой причиной интеллектуального оттеснения «Второго пола» может быть то, что он позиционируется как очень конкретная работа: экзистенциалистское исследование одного-единственного аспекта жизни. В философии, как и во многих других областях, большим признанием пользуются всеобъемлющие теоретические сочинения.
Но экзистенциализм никогда не был таким. Он всегда был предназначен для реальных, отдельных жизней. Любой экзистенциализм — это прикладной экзистенциализм.
И Сартра, и де Бовуар интересовало, как экзистенциализм можно применить к конкретным жизням. Если де Бовуар проследила жизнь обычной женщины от младенчества до зрелости, Сартр занялся биографиями и проделал то же самое с рядом отдельных людей (и все они — мужчины): Бодлер, Малларме, Жене, Флобер и он сам. В «Тошноте» он заставил Рокантена отказаться от биографического проекта, чтобы не навязывать жизни традиционную повествовательную форму, но в биографиях Сартра нет ничего традиционного. Он отказывается от стандартной хронологии и вместо этого ищет характерные формы и ключевые моменты, от которых зависит жизненный поворот, — те моменты, когда человек делает выбор в отношении какой-то ситуации и тем самым меняет все. В эти ключевые моменты мы застаем человека в самом акте превращения существования в сущность.