Всего день я провела в этом южном городке, а казалось, уже здесь прижилась. Удивительное чувство для меня, которую все считали странной отшельницей! Прямо-таки волшебное. «Русалки» вскоре ушли, а я все витала в облаках, и только этот посетитель, запросивший адскую смесь из матчи, чая и лаванды, вернул меня с небес на землю.
– Секундочку.
Внутри пузырилась паника. Как вообще выглядит матча? Что это – порошок или сироп? Я покосилась на доску. Ее даже в меню не было!
– Титус! – Роуз бросила вытирать столы, вернулась за стойку и встала плечом к плечу со мной. В ее голосе зазвучали предостерегающие нотки: – Ава здесь новенькая. Имей сострадание!
– А я имею, – весело возразил он. – Я ведь не стал заказывать айс-латте на овсяном и миндальном молоке с диетическим ванильным сиропом и коричневым сахаром! Догадался, что такое новичку может быть не по силам. В любом случае, Ава, добро пожаловать!
Покачав головой, Роуз бросила мне:
– Я сделаю, конфетка!
Похоже, она всех называла конфетками, и никого из посетителей ее фамильярность не смущала. Меня, впрочем, тоже. Она словно щедро раздаривала всем вокруг свое неиссякаемое дружелюбие.
Взяв стаканчик, Роуз шагнула к капельной кофеварке – модной громогласной штуке, не слишком-то отличавшейся функционалом от старенькой, что стояла у Мэгги в кухне. Просто здоровенная и дорогущая машина.
Роуз сунула стаканчик под струю кофе, а затем шваркнула его на стойку. Серебристые нити в ее волосах блестели в свете ламп.
– Держи, Титус Помрой!
– Как ни прискорбно, – негромко рассмеялся тот, – придется напомнить тебе, что я уже год здесь живу, трижды в неделю заказываю матчу и всякий раз получаю отказ. Разве я многого прошу? В конце концов, это же кофейня! А ты – талантливый бариста.
– Ты всегда можешь вернуться в Атланту, – сладчайшим голоском пропела Роуз, – в ту модную кофейню, куда ходил до того, как решил выйти на пенсию и почтить наш скромный городок своим присутствием.
– И лишить себя вашего прекрасного сервиса? Ни за что!
Они переругивались совершенно беззлобно, очень довольные друг другом. Я сразу догадалась, что подобные перепалки происходят у них регулярно.
– С тебя два доллара, – нежно сообщила Роуз, вытирая руки о фартук. – Заплати.
Однако я заметила, что, несмотря на все эти игривые споры, Титуса она конфеткой не называет.
Тот, вскинув кустистую бровь, вручил мне две купюры.
– Спасибо. Хорошего дня! – сказала я, придержав выскочивший ящичек кассы.
– И тебе, Ава! – Он тепло улыбнулся мне, бросил доллар в банку для чаевых. А затем, приподняв стаканчик, словно для тоста, провозгласил: – Однажды, Роуз, я все же добьюсь от тебя матчи.
– Жди дальше! – фыркнула она, протирая тряпкой и без того чистую стойку.
Он засмеялся и пошел к двери.
Стоило Титусу выйти, как я с улыбкой обернулась к Роуз:
– Ты ему нра-а-авишься.
– Придержи язык, – она махнула на меня тряпкой. – Чепуха! Признаю́, он симпатичный. Но даже если бы он куда-нибудь меня пригласил, я все равно не стала бы с ним встречаться.
– Почему?
– Матча, чай и лаванда? Для меня это слишком уж выпендрежно! По тому, какой кофе человек предпочитает, о нем многое можно узнать, Ава. Этот тип, небось, трусы вчетверо складывает и джинсы гладит! Мне с таким педантом не по пути.
– Все же странно, что у Мэгги нет ни матчи, ни лаванды. Это же самые обычные вкусы!
Роуз погрустнела.
– Сколько бы мы ни убеждали, Мэгги ни в какую не хочет расширять меню. Оно тридцать лет не менялось! Как и все остальное в кофейне, разве только вместо сломанной техники купили новую. А, ну и сорочье дерево… Видела бы ты, как я радовалась, когда сдох наш древний терминал! Новый работает намного лучше.
– А почему Мэгги не хочет ничего менять? – Я огляделась.
– Меню и дизайн кофейни разработала ее мама. Думаю, это из уважения к ней, – произнесла Роуз сочувственным тоном и бросила тряпку на стойку. – Сейчас вернусь. Зайду в туалет, а потом принесу еще стаканчиков из кладовки.
Значит, мама Мэгги умерла… Вчера, когда Дез так ностальгически вспоминал их медовый месяц, а Мэгги в тревоге расспрашивала, куда делось обручальное кольцо, я предположила, что за этим кроется какая-то трагедия, но не стала делать поспешных выводов. Мне и сейчас не хотелось додумывать, но о таком ведь не спросишь прямо…
Стоило Роуз выйти, как входная дверь чуть присвистнула, открываясь, словно предупредила меня о чем-то.
В кофейню вошла пожилая женщина в шляпке с вуалью – та, что разглядывала меня вчера. Шляпка на ней сегодня осталась та же, а платье она сменила на длинное черное с кружевной отделкой.
Женщина замерла на пороге, словно давая глазам привыкнуть к полумраку после дневного света. Поверх ее плеча было видно, что в стекло бьется все та же бабочка-монарх с белым пятнышком на кончике крыла. Потом она все так же резко, словно шатаясь, взлетела вверх и скрылась из глаз.
Женщина обернулась через плечо, будто тоже услышала шорох ее крыльев. Затем взглянула на меня, вскинула брови и направилась к стойке. Каблуки ее стучали по полу, как фанфары, театрально предвещающие ее появление.