В когтях неведомого века

— У меня утюг что-то барахлит, — пожаловался тюремщик, неотрывно глядя на стол. — Вроде и уголья в него сыпешь не самые раскаленные, а все равно — то не разгладит путем, то прожжет…

— Это вам вот на ремонт сего необходимого в хозяйстве прибора…

Горка золота еще выросла.

— И в самом деле, — мэтр Сильва решительно забрал со стола балахон с колпаком, причем попутно без следа сгинули и монеты, — разве уместно дворянину появляться на таком важном мероприятии в каком-то тряпье! Вы завтракайте, сударь, а я потом за вами зайду…

— Постойте, — остановил его уже в дверях Георгий. — Вы, помнится, говорили, что в подвале Консьержери сидит паренек, пытавшийся освободить околдовавшую его ведьму?

— Ага, — с готовностью откликнулся надзиратель. — Грегуар Лярош его зовут.

— Грегуар ля Рош… — пробормотал про себя Жора. — Гриша, значит, русский… А долго его еще держать-то собираются?

— Да хоть завтра выпустили бы, да боятся, что в петлю полезет или утопится с горя… Ведьмочка-то его сгинула. — Добряк суеверно перекрестился: сгинула Жанна как раз с подачи шевалье. — Да вам, господин д'Арталетт, лучше знать…

— Вы там, месье Сильва, не в службу, а в дружбу, передайте этому Лярошу, что, если уж надумает топиться, пусть топится ниже острова Сите. Передадите?

— Передам, конечно… — озадаченно подтвердил тюремщик. — Но…

— А не надумает — пусть живет себе, — устыдившись своего «шкурного» интереса, закончил Арталетов. — Ведьмочка его жива и здорова.

Месье Сильва удалился, почтительно прикрыв за собой дверь, но тут же снова вернулся.

— Вы знаете, господин шевалье! А старый комендант Бастилии сегодня ночью преставился!

— Как так? — похолодел Жора, вспомнив визит герцога Домино, — неужели призрак таки не ошибается никогда? — Его же король практически помиловал?

— Вот от королевской милости и помер. Как услышал указ об опале, так обрадовался, что апоплексию и заработал. Медик наш тюремный так прямо и сказал по-научному: «Кондратий, дескать, его хватил, болезного…» И неудивительно — совсем уж ветхий старичок был…

«Вот и вмешивайся в планы провидения… — пожалел о своем упрямстве Арталетов, грустно наливая облизнувшемуся тюремщику порто и выпивая с ним не чокаясь. — Не хлопотал бы за старого — смотришь, годика два-три еще в подземелье протянул бы… Недаром говорят: добро наказуемо…»

* * *

Эх, хорошо все-таки прокатиться поутру! Пусть даже дорога напоминает стиральную доску еще больше, чем российские автострады, а экипаж скрипит и раскачивается, ежеминутно грозя развалиться на составные части, что, впрочем, не мешает ему, влекомому всего двумя лошадиными силами, тощими и упрямыми, хоть и медленно, но уверенно продвигаться вперед.

Георгия, так и оставшегося в повседневном костюме, правда, без шпаги и кинжала — осужденный все-таки, — везли на место казни в тюремном возке, которым правил один из подручных парижского палача, традиционно облаченный в черное трико и красный капюшон с прорезями для глаз. Охраны за повозкой не наблюдалось, видимо, король втайне все-таки надеялся, что осужденный предпримет в последний момент попытку побега.

Столпившиеся по обеим сторонам улицы горожане приветствовали едущего на казнь колдуна так, словно он был по меньшей мере какой-нибудь гастролирующей знаменитостью, харизматическим политиком или выигравшим соревнования чемпионом. В пассажира дождем летели цветы и древесные ветки, а также тухлые овощи, рваная обувь, битые горшки и прочие не очень нужные в хозяйстве вещи, так что если бы не решетка на окне, до места казни он вряд ли добрался бы в презентабельном виде.

На одном из особенно крутых поворотов, когда ход повозки еще более замедлился, дверца распахнулась и внутрь вскочил закутанный с ног до головы в черное человек.

«Что они все, спятили на черном, что ли? — подумал Жора, недовольно оглядывая неожиданного попутчика, изрядно уменьшившего и без того невеликое пространство внутри. — Других цветов не признают…»

— Вы, часом, не ошиблись, сударь? — спросил он черного человека, отодвигаясь к противоположной стене возка. — Это ведь не такси… Вряд ли нам с вами по пути.

— Ошибаетесь… — Попутчик откинул капюшон и оказался не кем иным, как Леплайсаном, собственной персоной. — Нам с вами, Жорж, как раз по пути.

— Я думал, что вы забыли про меня и нам не удастся попрощаться.

— Не иронизируйте, сударь. — Подобное замечание в устах шута выглядело по меньшей мере странно. — Лучше раздевайтесь поскорее — у нас с вами не так уж много времени.

Шут первым начал скидывать окутывающий его плащ.

— Вы думаете, успеем? — грустно пошутил Арталетов в духе поручика Ржевского.

— Прекратите. — Леплайсан шутить сегодня утром был не намерен ни в какую, наверняка был с похмелья. — Лучше скидывайте одежду.

— Зачем?

— Поменяемся нарядами, дурья вы голова! — рассердился Людовик. — И вы спрыгнете. А я — вместо вас…

— Вас же сожгут!

— Вот еще! Нашли дурака! Когда вы будете в безопасности, я откроюсь. Меня же каждая собака в Париже и окрестностях знает!