— Так мы с вами земляки! — воскликнул «средний». — Вы тоже из Пьемонта? Как там поживает мессир Вилладжио?
— Э-э-э… — замялся Жора, понимая уже, что влип по самое некуда. — Я только родился в Пьемонте, а потом жил в Швейцарии…
— Sie lebten in deutschem oder franzusischen Kanton? — тут же поинтересовался «мизинец». — Oder Ihr Wohnort befand sich in Tessin?[88]
«Вот еще свалился полиглот на мою голову!»
— Я не очень понимаю ваш диалект…
— Странно… — протянул «Буратино». — А я, признаться, считал, что прилично говорю по-немецки…
— Да врет он все! — буркнул молчавший до сих пор «безымянный», самый маленький и незаметный из всего «президиума». — Акцент его на пьемонтский не походит ни капли…
— Ладно-ладно… — снова успокоил всех «большой».
— Сколько вам лет?
— «Э-э-э»…
— Снова забыли?
— Нет, только…
— Ладно, — легко согласился «большой». — А с какой целью вы прибыли во Францию?
— Я совершаю путешествие согласно обету, данному мной в юности, — формула, зазубренная по настоянию Дорофеева, вспомнилась легко.
— И поэтому путешествуете пешком?
— Да… А как вы догадались?
— Лошадью правите, как новичок, — отрезал «мизинец». — У вас в Тичино что, на конях не ездят? Все больше на волах? Или на овцах?
— На собаках! — прыснул весельчак «средний». — Как в Татарии…
— Прекратите! — «Большой» хлопнул по столу ладонью, весьма изящной и ухоженной, хотя и без драгоценных перстней на пальцах, усмиряя расходившихся, как первоклашки, коллег. — А где вы учились?
— С чего вы взяли?.. — заметался Арталетов, понимая, что выдать себя за неуча ему, интеллигенту, все равно не удастся, но, как на плохо подготовленном экзамене, не был в состоянии вспомнить ни одного европейского университета, кроме Сорбонны[89]. — Ах, да!.. Конечно учился! В… В университете…
— Женевы?
— Да, точно, в Женевском университете[90]! — облегченно перевел дух наш герой. — Как я мог запамятовать! Знаете, эти швейцарские названия…
— Неувязочка! — снова встрял «безымянный», видимо игравший здесь роль «злого» следователя. — В Женеве нет университета, лишь академия, основанная лет тридцать назад еретиком Кальвином.
«Влип! — покрылся холодным потом Жора. — Женева ведь протестантский город… Еще пришьют какую-нибудь ересь, караемую четвертованием или варкой в кипящем масле… Хотя… Так и так на костер — хрен редьки не слаще. Может быть, здесь, как и в нашей юриспруденции, “более тяжкое” наказание поглощает “менее тяжкое”?»
— Ничего, ничего… А к какому вероисповеданию вы, кстати, относите себя, месье д'Арталетт?
— К… к… — «А-а-а, будь что будет…» — К православию.
— Еретик! — вскричал «указательный», направив свой указательный палец в «еретика», совсем как красноармеец на известном плакате «Ты записался добровольцем?». — Схизматик!
— Успокойтесь… Вполне уважаемая конфессия. Не мусульманин же, в конце концов!
— Или иудей…
— Или буддист…
— Или…
Все «пальцы» самозабвенно принялись перебирать различные религии, на время позабыв про томящегося неизвестностью Георгия.
— Хватит! — прервал импровизированное шоу «Что? Где? Когда?» «большой», после того как «мизинец» упомянул культ вуду, а «указательный» — поклонение богомерзкому идолу Боло-Мбепе из Экваториальной Африки. — Так еще и до какой-нибудь сайентологии[91] докатимся, спаси, сохрани и помилуй меня, Господи. Православный и православный, что с того? У нас и так треть населения справа налево крестится…
— Тридцать семь с половиной процентов, — уточнил «средний», быстренько сверившись с извлеченной из складок рясы шпаргалкой. — И какие-то там сотые и тысячные…
— Благодарю, — сухо прервал эрудита «большой», и тот обиженно заткнулся.
— Меня, признаться, — обратился главный (а то, что «большой» здесь «правит бал», было уже ясно и ежу) к Жоре, — больше волнует такой вопрос: откуда вообще в Европе взялась такая дворянская фамилия — Арталетты?..
В течение следующего получаса Георгий то обливался горячим и ледяным потом, то дрожал, как в лихорадке, то растекался киселем…
Нет, его никто не мучил физически, то есть не загонял ему иголки под ногти и не выламывал руки из суставов, — весь богатый членовредительский арсенал, принесенный из всевозможных «пытошных закутов» и «допросных камер», а то и из коллекции музея «тюремной славы» Бастилии, тщательно собираемой многие годы, наверняка присутствовал здесь исключительно для приведения «клиента» в более удобоваримое состояние.
Просто Георгий на собственной шкуре узнал, что такое настоящий «перекрестный допрос», производимый истинными мастерами своего дела, позволившими себе поначалу немного расслабиться.
В первые минуты он еще пытался противостоять лавине обрушившихся на него каверзных вопросов, напоминаний и подводок, но вскоре запутался и замолчал, так как любые, даже односложные, ответы мигом выводили его на чистую воду. Без всякого сомнения, над уголовным делом (само собой разумеется, многотомным и неподъемным, хотя и присутствующим здесь чисто виртуально) поработали профессионально, причем «под колпаком» бедняга оказался едва ли не с первой минуты появления в этом мире.