В когтях неведомого века

С волками жить — по-волчьи выть. Вот и Георгий, общаясь в основном с туповатыми, малообразованными крестьянами (какой там малообразованными — девятнадцать из двадцати и букв-то не знали никаких!), сам растерял остатки светских манер, и там, где ранее у него получилось бы: «Пардон! Не соблаговолите ли вы, сударь, любезнейше повторить только что произнесенную фразу…», обошелся вышеприведенным.

— Я слышал, господин, — воровато оглядываясь, зашептал пожилой коротышка с настолько длинным носом, что не будь на нем такой огромной бородавки, вполне сошел бы за изрядно постаревшего, пропитого Буратино, — что вы колдуна ищете или, на крайняк, ведьму…

— А ты кто такой и откуда это знаешь? — Долгое путешествие в этом краю, где уж поистине «homo homini lupus est»[46], да еще почище, чем волк настоящий, приучило Жору к осторожности.

— Тс-с! Тише! — взмолился коротышка, прикладывая к губам палец с длинным кривым ногтем, вернее, когтем. — Люди бают…

— А точнее?

— Да вы, сударь, уже третий раз через наш город проезжаете! — не выдержав, тоже повысил голос непрошеный доброхот. — Намедни вот и третьего дня…

«Так вот почему местность показалась мне такой знакомой! — похолодел наш герой, действительно припоминая, что уже проезжал это селение и разок даже ночевал именно в этой гостинице. — Да я на месте кружу, как привязанный! А с главной дороги вроде бы не съезжал…»

— И что ты мне хочешь сказать?

— А то, что это ведьма вас по кругу водит-то! Узнала, что ищете вы ее, вот и решила к себе завести… А по людски-то не может, вот и водит кругами…

— Тебе-то какое дело? Небось гонорар за наводку получить хочешь?

— Что вы, ваша милость! — Перепуганный горожанин даже отодвинулся от странного проезжего, насколько ему позволяла длина лавки. — Я же порядочный человек! Женатый к тому же, детей, внуков имею… К чему мне этот ваш гоно… гомо… Что я с ним делать буду? Тут и лекарей-то отродясь не водилось…

Георгий почесал в затылке, поняв, что опять опередил время.

— Вы уж этот свой… гонорой… оставьте при себе, а мне за труды, от щедрот, так сказать, лучше денежку какую дайте… Тестонов там парочку или экю… Я вот слышал, что квадрупли такие бывают…

— Дам, — сухо прервал мечты нумизмата-стяжателя Арталетов, не веря, что наконец-то близится конец его мучений. — Вот приведешь меня к ведьме, я и дам тебе три… нет, два тестона.

— Маловато будет…

— За мной там два человечка едут в черном — они добавят.

— Бог с вами! — несколько раз перекрестился абориген справа налево, как православный, чем несколько больше расположил к себе. — Мы люди бедные…

— Хорошо! Пусть будет три, но это — последнее слово.

— Ладно… Только к жилищу ведьминому я вас не поведу — боязно… Дорогу укажу.

— Уломал. На рассвете выезжаем.

Щеки коротышки разъехались в нехорошей усмешке, а глазки превратились в узенькие щелочки.

— Э, не-е-ет! Утром вам пусть кто другой дорогу показывает, а я — только до полуночи…

— Почему?

— А это вам, господин хороший, знать и вовсе ни к чему… — надулся почему-то проводник.

* * *

Оказалось, что и впрямь Арталетов в спешке проехал давеча малоприметный поворот на узкую тропку, исчезающую в густых зарослях. Ее и днем-то заметить было мудрено, а уж ночью, без проводника, едва ли не носом ткнувшего своего подопечного в поворот, не помеченный даже придорожным камнем, не то что указателем, — и вовсе немыслимо.

— Вот туда поезжайте, ваша милость, — заявил горожанин, тыча когтем куда-то в сторону леса. — И лье через полтора увидите указатель. А там уж разберетесь сами, не маленький, чай…

— Ну спасибо, старина… — протянул Жора, вглядываясь в едва освещенное молодым месяцем, светившим как раз из-за левого плеча, переплетение черных ветвей. — Как же я тут проеду?

— А проехать-то и не получится. Пешочком пойдете, а коняку свою — в поводу, в поводу…

— Ладно, разберусь… Счастливо оставаться.

— А деньги-то?

Георгий хлопнул себя по лбу и полез в отощавший за время странствий кошелек. Игра света и тени была тому виной или усталость после дневного перехода, от которого так и не довелось отдохнуть, но ему показалось, что король Генрих на своих портретах улыбался особенно язвительно…

— Держи!

Старичок принял деньги как-то странно: приподняв ладонью полу своего длинного одеяния — не то армяка, не то лапсердака, — чтобы монеты легли на ткань.

«Может, сектант какой? — подумал странник, отсчитав три тускло поблескивающих в свете луны тестона. — Или заразы боится? Я читал, что во время чумы монеты даже специально в чашку с уксусом опускали для дезинфекции…»

— Ну, прощай, не поминай лихом. Спасибо.

— Прощай, прощай…

Едва лишь Арталетов скрылся в зарослях, доброхот брезгливо стряхнул монеты на землю, будто они жгли ему ладонь, и сплюнул три раза через правое плечо.

— «Спасибо, спасибо», — проворчал он, сдергивая с головы шапку, под которой прятались небольшие козлиные рожки. — Зажал золотишко, скупердяй, а серебро нам вовсе без надобности! Пусть тебя твой Бог спасает, а мне это ни к чему…