Читаем В конце они оба умрут полностью

У меня душа трещит по швам, когда я говорю об этом. Сидя у манежа, я поднимаю с пола мягкие игрушки — улыбающуюся овечку, желтую сову — и бросаю их Пенни, а потом щекочу ее. У меня никогда не будет подобных мгновений с собственными детьми.

— Жаль это слышать. Но он прорвется. Он крепкий орешек. Я все время себе говорю, что он просто прилег поспать и отдохнуть от своей крутизны.

— Не исключено. Пенни доела, помочь ей срыгнуть?

— Ох, Матео, мой спаситель. Тебя мне Бог послал.

Я вытираю личико Пенни, поднимаю ее столбиком и хлопаю по спине до тех пор, пока она не срыгивает и не начинает смеяться. Держа ее на руках, я прохожусь по комнате своей фирменной походкой динозавра (то есть с грохотом шагаю, как тираннозавр рекс). Это всегда будто бы успокаивает ее. Лидия подходит к телевизору и включает его.

— Уже шесть тридцать. Время мультиков, то есть единственное время, когда я могу убрать вчерашний погром, пока все снова не полетит в тартарары. — Лидия улыбается Пенни, а потом подкрадывается к ней и целует в нос. — Мама имеет в виду, что Пенни — ее сладкое сокровище. — А потом, пряча улыбку, добавляет себе под нос: — Сокровище, которое все вокруг себя перерывает.

Я смеюсь и опускаю Пенни на пол. Лидия протягивает ей пластмассовую бабочку и собирает с пола вещи.

— Чем я могу помочь? — спрашиваю я.

— Для начала — никогда не меняйся. Потом можешь убрать в ящик все ее игрушки, но обязательно оставь овцу, а то она устроит концерт. В ответ я буду любить тебя вечно и бесконечно. Я пока положу ее одежку в комод. Дай мне минутку, а лучше десять. — И Лидия уходит с корзиной выстиранного белья.

— Не спеши.

— Ты послан мне Богом!

Я люблю Лидию во всех ее проявлениях. До рождения Пенни она собиралась закончить школу с отличием и поступить в колледж. Хотела изучать политику, архитектуру и историю музыки. Хотела съездить в Буэнос-Айрес и Испанию, Германию и Колумбию. Но потом познакомилась с Кристианом, забеременела и нашла счастье в своем новом мире.

Раньше Лидия была девушкой, которая каждый четверг после школы выпрямляла волосы, всегда сияла безо всякого макияжа и любила влезать в кадр к незнакомцам и корчить дурацкие рожи. Сейчас у нее прическа, которую она называет «пятьдесят на пятьдесят»: пятьдесят процентов красоты, пятьдесят процентов львиной гривы, а еще она отбраковывает все фотки, прежде чем загрузить их в сеть, потому что считает, что выглядит на них слишком изможденной. А мне кажется, моя лучшая подружка стала сиять еще ярче, потому что с ней произошли мощные изменения. Такая эволюция не всем по силам. А она прошла ее в одиночку.

Закончив убирать игрушки, я сажусь на пол рядом с Пенни и наблюдаю, как она пускает слюни, когда кто-то из героев мультика задает ей вопрос. У Пенни все только начинается. А ведь однажды она тоже окажется в конце пути, когда ей позвонят из Отдела Смерти. И я думаю: как же погано, что все мы рождаемся и растем, чтобы умереть. Да, все мы живем или по крайней мере имеем такую возможность, но иногда из-за страха делать это бывает совсем непросто.

— Пенни, я надеюсь, ты поймешь, как стать бессмертной, и будешь управлять этим миром столько, сколько захочешь.

Так для меня выглядит утопия: мир без насилия и трагедий, где все живут вечно или хотя бы до тех пор, пока, живя счастливой и наполненной жизнью, сами не решают, что пора бы отправиться на следующий этап.

Пенни отвечает мне на своем птичьем языке.

Из соседней комнаты выходит Лидия.

— Почему ты желаешь Пенни бессмертия и мирового господства, если она еще только учится говорить «один» по-испански?

— Потому что хочу, чтобы она жила вечно, само собой, — улыбаюсь я. — И сделала всех остальных своими приспешниками.

Лидия вскидывает брови. Потом наклоняется, поднимает с пола Пенни и протягивает ее мне.

— Даю Пенни за твои мысли. — Мы оба морщимся от неудачной шутки. — Эта фраза никогда не будет смешной, да? Я продолжаю ее повторять в надежде, что в этот раз сработает, но нет.

— Может, в следующий раз, — говорю я.

— На самом деле можешь не делиться со мной мыслями. Если хочешь, забирай Пенни просто так, забесплатно. — Она переворачивает Пенни лицом к себе, целует ее глазки и щекочет под мышками. — Мамочка имеет в виду, что ты бесценна, малышка Пенни. — После чего вполголоса добавляет: — Самая дорогущая из всех бесценных малышек в мире. — Лидия сажает Пенни обратно к телевизору и продолжает уборку.

Мои отношения с Лидией отличаются от тех, что показывают в кино, или от тех, что обычно бывают между друзьями. Мы до смерти друг друга любим, но не говорим об этом. Все и так понятно. Разговоры часто выходят неуклюжими, даже если вы знакомы уже восемь лет. Но сегодня мне придется сказать больше чем обычно.

Я поднимаю упавшую рамку с фотографией Лидии и Кристиана.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза