В конце они оба умрут

— Знаешь, Кристиан страшно бы тобой гордился. Ты — шанс Пенни стать счастливой в мире, полном дешевых обещаний и нулевых гарантий. В мире, который не всегда вознаграждает тех, кто ни разу не ошибался. В том смысле, что мир способен изгадить жизнь хорошему человеку так же легко, как и не совсем хорошему, но ты все равно бескорыстно посвящаешь кому-то все свои дни без остатка. Не все запрограммированы так, как ты.

Лидия перестает подметать пол.

— Матео, с чего вдруг вся эта внезапная лесть? Что происходит?

Я несу бутылку сока к раковине.

— Все в порядке. — И будет в порядке. Все у нее будет хорошо. — Наверное, я скоро пойду. Подустал.

Я не обманываю ее.

Лидия напряженно моргает.

— Прежде чем уйдешь, помоги мне, пожалуйста, еще кое с чем, ладно?

Мы молча доделываем дела в гостиной. Лидия соскребает овсянку с подушки, я протираю пыль с кондиционера. Лидия собирает чашки, я расставляю всю обувь Пенни в ряд около двери. Лидия складывает белье и поглядывает на меня, я складываю стопкой несколько коробок из-под подгузников.

— Ты не мог бы вынести мусор? — спрашивает она, и ее голос немного дрожит. — А потом помоги, пожалуйста, собрать детский книжный шкафчик, который вы с отцом подарили Пенни.

— Хорошо.

Кажется, она о чем-то догадалась.

Когда она выходит из комнаты, я кладу конверт с наличными на кухонную стойку.

Вынимая мешок из мусорного ведра, я уже знаю, что не смогу вернуться. Я выхожу на лестничную площадку и выбрасываю мешок в мусоропровод. Если сейчас вернусь, то уже не смогу уйти. А если не уйду, то умру в этой квартире, вероятно, прямо на глазах у Пенни. А ведь я не хочу, чтобы обо мне у нее остались такие воспоминания. Что ни говори, у Руфуса правильный и осмысленный подход.

Я вынимаю из кармана телефон и блокирую номер Лидии, чтобы она не могла мне позвонить или написать сообщение с просьбой вернуться.

Меня подташнивает, голова немного кружится. Я медленно спускаюсь вниз, надеясь на понимание Лидии, но ненависть к самому себе становится такой оглушительной, что я ускоряюсь и вот уже со всех ног несусь вниз по лестнице…

РУФУС

06:48

Кто там ставил десять долларов на то, что в свой Последний день я полезу в инстаграм? Откликнись, ты стал на десять баксов богаче.

Плутонцы так и не ответили ни на одно мое сообщение и ни на один звонок. Я не схожу с ума от беспокойства, потому что они не Обреченные, но твою ж мать, неужели никто из них не соизволит хотя бы сообщить мне, на хвосте ли у меня еще копы? Ставлю на что угодно, они все просто уснули. Я и сам был бы не прочь, окажись сейчас передо мной кровать. Да и кресло с подлокотниками прокатило бы. Но точно не эта скамейка, на которой и сидя-то уместятся от силы двое. А отдыхать в позе эмбриона я точно не буду, это не про меня.

Я просматриваю ленту инстаграма, рассчитывая найти новый пост в аккаунте Малкольма (@manthony012), но в нем вот уже девять часов не появлялось ничего нового. Последним он запостил фото без фильтров, на котором запечатлена бутылка кока-колы с его именем на этикетке. В мировой войне пепси против колы он воюет на стороне пепси, только вчера он так обрадовался, когда увидел свое имя в холодильнике магазинчика на углу, что не смог устоять. И кофеин только подстегнул его перед дракой.

Хотя не стоит называть то, что произошло между нами с Пеком, дракой. У него даже не было возможности как следует замахнуться, так я его прижал.

Я набираю Эйми сообщение с извинениями (хотя делаю это не совсем от души, ведь этот ее маленький говнюк натравил на меня копов прямо посреди моих чертовых похорон), как вдруг с лестницы на опасной скорости сбегает Матео. Он пулей несется к выходу из подъезда, и я бегу вслед за ним. У него красные глаза, он тяжело дышит, как будто изо всех сил старается не расплакаться по-настоящему.

— Ты в порядке? — Очевидно, что нет, — тупо задавать такие вопросы.

— Нет. — Матео распахивает дверь. — Пойдем, пока Лидия за мной не погналась.

Я и сам не прочь поскорей отсюда двинуть, поверьте, но играть в молчанку не собираюсь. Я иду за Матео и качу рядом велик.

— Ну давай, сбрось груз с души. Не будешь же ты весь день его таскать.

— Да нет у меня никакого всего дня! — орет Матео, как будто его только сейчас по-настоящему вывело из себя, что его не станет на свете в восемнадцать лет. Оказывается, внутри у него полыхает пожар. Он останавливается у обочины и садится на бордюр в полном отчаянии. Может, он ждет, что какая-нибудь машина сейчас разом избавит его от страданий.

Подножку от велика — вниз, Матео — вверх. Я просовываю руки ему под мышки и поднимаю его. Мы уходим от обочины дороги, прислоняемся к стене, и Матео дрожит. Он в самом деле не хочет быть на улице, и, когда он сползает по стене на землю, я следую его примеру. Матео снимает очки и утыкается головой в колени.