Читаем В конце пути полностью

В конце пути

– Боже, – выдохнул он на пороге палаты. – Тебя поезд переехал?

– Похитили, – ответил Чарли. – Меня похитили.

– Кто, ты знаешь?

– Нет.

– Что говорят врачи?

– Я поправлюсь. Убить меня не хотели.

– А выглядит, будто хотели. Боже мой, – пробормотал Патрик и неловко присел на стул у кровати. – Я ведь просил тебя не усердствовать.

– Еще ты просил позвонить.

– Да, я рад, что ты внял просьбе. Слушай, если не считать… ну, сам понимаешь… – длинный взмах руки, охватывающий забинтованное тело Чарли, – ты как? Палата, тебе тут?.. – Пожатие плеча.

– Милтон-Кинс все устроил.

– Хорошо, что Милтон-Кинс хоть чем-то помог. Долго тебя здесь продержат?

– Обещали выписать сегодня.

– Да ладно!

– Врачи говорят, похитители хотели сделать больно, а не искалечить.

– Тебя… – Патрик медленно втянул губы, подыскивая тактичную формулировку, и, не найдя, выпалил: – пытали? Да? Из-за работы?

– Вот я и подумал: может, ты меня подвезешь?

Патрик подвез.

Причем, как ни странно, на наемном универсале без водителя и без кондиционера. За рулем Патрик сидел сам, стекла в машине были опущены. Чарли включил радио, нашел какую-то классику, без слов, расслабленно откинул голову на спинку сиденья и подставил лицо солнцу, пляшущему в кронах деревьев.

– Чего от тебя хотели? – наконец спросил Патрик, когда они катили к мосту Мэдисон-авеню.

– Я толком не понял.

– Тебя что, ни о чем не спрашивали? Мочили тебя и ни о чем?..

– Они хотели знать, что такое Смерть.

– Серьезно?

– Да.

– Глупый вопрос. Чокнутые, что ли?

– Вовсе не глупый.

– Да глупый же.

– Нет.

– Тебе виднее, ты у нас спец.

Поехали молча.

Музыка. Адажио для струнных, Самюэл Барбер. У каждой нации, говорил дирижер, есть свое произведение, которым она чтит память хорошего человека. У нас – вот это. Слушайте.

Чарли слушал. Может, и Патрик тоже; Чарли не знал.

Ветер из окна, запахи шоссе, плотный поток машин, рев грузовиков, солнце над головой.

Наконец Чарли спросил:

– Что такое Смерть?

Патрик забормотал – не зацикливайся, не думай, сейчас уже не важно…

Однако Чарли перебил и повторил:

– Что такое Смерть? Вопрос старый, как мир; наверное, первый в мире вопрос. Мертвые не могут рассказать, у них нет речи. Единственная гарантированная нам часть жизни – та, которую мы не в силах описать, проконтролировать и подчинить. Смерть приходит, а мы… а нам безумно страшно. Так страшно, что мы не смотрим. Так страшно, что мы не понимаем. Думаем, будто знаем, думаем, будто мы готовы, но нет. Подобно человеку, привязанному к железнодорожным путям, мы видим приближение смерти, всю жизнь видим приближение смерти – и не можем дать ей определение, хотя точно знаем, что это за пятно света на нас наступает. Чтобы видеть жизнь, чтобы чествовать жизнь, нужно знать: однажды она закончится, так было не раз, и вновь наступит жизнь, все меняется, перемены есть смерть. До чего глубокие слова, слишком глубокие для понимания, бездонные и страшные, поэтому мы задаем вопрос… пожалуй, самый человеческий вопрос за всю историю человечества. Вопрос, ответить на который может каждый, но никто никогда не ответит.

Патрик обдумал услышанное, держась в центральном ряду дороги. Потом выдал:

– Все равно глупость. Зачем из-за такого превращать тебя в отбивную? Оно того не стоит.

– Я рад, что ты приехал.

– Я и сам рад. Знаешь… может, это было моим предназначением.

– Предназначением?

– Ты веришь в Бога?

– Об этом похитители тоже спрашивали.

– Прости, я…

– Нет, в Бога я не верю.

– Смотри: мир… точнее… некий мир встречает свой конец, и меня зовут в свидетели, так? Меня зовут в свидетели, потому что я – часть этого конца. Мои поступки… Я – это перемены. Я – будущее, и тогда, по логике, я должен увидеть и прошлое, так? Ты согласен?

Чарли закрыл глаза, прижал голову к стеклу:

– Пожалуй.

– Похитители… Ты действительно не знаешь, кто они?

Чарли не ответил.

– Это тоже мир. – Патрик закивал собственным мыслям. – Может, для того я и здесь – чтобы все увидеть. Чтобы помочь… тебе. Знаешь, в моем мире влиятельным людям такое сошло бы с рук.

Дорога была длинной и бежала до самого горизонта.