В краю несметного блаженства

– Сказано – сделано, директор, но у меня есть встречное желание. Я наведу порядок на этаже, но только при условии, что вы откроете для меня склад медикаментов, где я кое-что для себя возьму.

– Так не пойдёт. Говори, что конкретно тебя интересует.

– Успокоительные для мамы.

– А-а, – махнул рукой Барн, – бери, сколько нужно… Погоди, мама? А что с твоей мамой такое? Нервы?

– Типа того. Я думаю, ей стоит пропить одну баночку, и она вернётся в норму.

– Понятно. Вот, забирай ключ. Можешь не возвращать, это дубликат.

– Большое спасибо!

– Не за что. Передай маме, что я желаю ей скорейшего выздоровления. Извини, что не выйдет у тебя попасть на собрание, но, как я вчера сказал, ничего нового для тебя там сказано не будет.

– Как-нибудь переживу.

Парень отправился развозить и разносить каталки и мебель по этажам, а Барн поднялся в свой кабинет и позвонил Ролгаду.

– По словам твоего сына, Элла плохо себя чувствует и нервничает. Вех хочет взять ей таблеток. Что думаешь по этому поводу, Ролгад?

– Чёрт, это, наверное, от моего письма ей вскружило голову. Не надо, не надо было ничего писать, я сотворил полную глупость! – прошипел Ролгад. – Короче, Барн, слушай: нынешняя обстановка позволяет мне приехать в город где-то через месяц, перед новым годом. Беру слова назад: я могу и хочу встретиться с Эллой и Вехом и по возможности вывезти их куда-нибудь подальше, ближе к своим рукам. Они ничего не узнают о нашей организации, разместятся в обычном двухэтажном домике на берегу озера, будут любоваться рассветами и закатами, в то время как я буду спокоен за их состояние и всё проконтролирую.

– А Босс разрешит? Ты же понимаешь всю степень опасности, которой подвергаешь нас, сближаясь с родственниками?

– Я слишком много корпел над работой в организации, слишком многим пожертвовал ради неё, отдал своё тело и душу в бессрочное владение. Босс даст добро, это вопрос времени. Он знает меня и уважает мою преданность. Но если вдруг не согласится, то я приму его вердикт без лишних слов и никогда более не трону ни Веха, ни Эллу, и делай ты с ними что хочешь.

– Делать что хочу? Звучит заманчиво, но я не из тех тупоголовых маньяков, что бросаются на своих жертв при первой же возможности. Я – страстный потрошитель.

– Такие ещё хуже, нежели тупоголовые маньяки. Тупоголовый нашкодит громко – и схватят его на месте. Вред минимальный. Но ты будешь хитёр и труслив, и людей от твоих рук пострадает гораздо больше, и поймают тебя, как только оклемаются от дурмана, который ты успеешь распространить на всю округу.

– Ладно, ближе к делу. Что делать с Вехом? Если ты хочешь увидеть паренька в хорошем состоянии, то, я понимаю, мне стоит отказаться от дальнейших притеснений?

– Кто сказал? Выполняй свою работу, но, повторюсь, без лишнего увлечения. Несмотря на моё желание забрать Веха к себе, мне он нужен не умным смельчаком, а измученным, голодным и, желательно, бестолковым мальчиком. Так легче будет его дрессировать. Мы же не хотим раскрыть перед ним всех наших тайных карт? Нет. Лично я хочу изредка видеть его физическую оболочку перед своими глазами, чтобы душа не напрягалась, а только пела. На внутреннюю составляющую Веха мне всё равно.

– Сделаю, как всегда, по высшему пилотажу. Терзать я умею. Он у меня второй день в Центре пляшет сверхурочные! Захочу – и с рабочего места сходить не будет! Даже в туалет не пущу!

– Тебе бы в ад с такими идеями – грешников в котле варить. Прощай… А-а, забыл сказать! Проследи за Вехом, чтобы он не пропадал с радаров до моего приезда. Конечно, не двадцать четыре часа наблюдай за ним в бинокль, а просто будь поосторожнее. Держи его в ежовых рукавицах. За Эллой следить не надо. Всё, жди новостей под новый год. И не названивай мне каждый день! У нас здесь не дамские разговорчики, а серьёзная волна для срочных переговоров. Увидимся.

Освободив руки от планшета, Барн потянулся к тумбочке под столом и, разворошив кое-какие документы, достал из-под них закупоренную прямоугольную бутылку с узким горлышком. Он изъял пробку, наклонил бутылку и присосался к ней с таким увлечением, с каким новорожденные дети присасываются к материнской груди. Горькая жидкость спиральной воронкой залилась ему в горло. Напившись, он оставил свой напиток в покое, затолкал пробку в горлышко, спрятал бутылку в тумбочке, встал с кресла, прошёлся по кабинету в возвышенном, возбуждённом расположении духа и напоследок сладко ухмыльнулся, выпятив порозовевший подбородок.