В кругах литературоведов. Мемуарные очерки

Но дальнейшей реализации наших планов помешали непредвиденные обстоятельства. Назревали события, завершившиеся распадом Советского Союза и превращением мирного Таджикистана в поле военных действий, причем осложнение межнациональных отношений стало давать о себе знать задолго до того, как пар вырвался из котла.

Преодолевая все трудности, используя свой авторитет, организаторские данные и незаурядное личное обаяние, Милявский провел еще три конференции: «Писатели-критики» (1987), «Писатели как критики» (1990) и «Писатель – критик – писатель» (1992). Состав приезжих участников был поскромнее, чем на первой из них, но оставался довольно представительным, украшенным именами Н. А. Богомолова, В. Е. Хализева, С. И. Кормилова, А. И. Журавлевой, Ф. 3. Кануновой, М. В. Михайловой, М. А. Тахо-Годи, М.Г. Соколянского, В. Б. Катаева, Б. А. Гиленсона, Д.А. Тухарели и др. Ездили и мои ученики, один из них – В. А. Режко – подарил мне сборник конференции 1992 года с надписью:

И на обломках СНГ,
Где нынче правит бал война,
Все пишут наши имена
Во славу Фризмана Л. Г.

В целом сохранились материалы более чем двухсот докладов, и накопленный в них объем сведений, суждений, концепций настолько велик, что нечего и пытаться вместить его в рамки этого очерка. Собственно, тогда и обнаружилось, как огромен континент, который мы затеяли освоить. А. Грин, Н. Заболоцкий, Л. Пантелеев, Л. Леонов, Ф. Вольф, Д. Гарднер, К. Воннегут, А. Писемский, В. Гаршин, Л. Андреев, Р. Роллан, А. и Б. Стругацкие, Э. Хемингуэй, Ю. Нагибин, Н. Николев, А. Галич, Н. Павлов, А. Платонов – это лишь часть писателей, критическая деятельность которых стала предметом научного изучения, притом для многих из них впервые.

Я назову некоторые темы и идеи, выдвигавшиеся во время этих конференций, расценивая их как крупицы опыта, подлежащего освоению, обобщению и использованию: категория читателя в профессиональной и писательской критике; критические суждения в письмах Тютчева; писательская критика в арабских поэтических антологиях; критика собственного творчества в стихах Лахути; Геродот у Плутарха как объект критики; стихи Державина о стихотворстве и стихотворцах; Каченовский в пародиях и антикритиках Кюхельбекера; литературная пародия как акт творческой критики (Тургенев о поэзии Фета); эпиграмма как форма критики в творчестве Тургенева; черт как литературный критик (Из наблюдений над текстом романа Достоевского «Братья Карамазовы»); уэллсовские реминисценции в «Клопе» и «Бане» Маяковского; Достоевский и русская гейнеана.

Можно надеяться, что рано или поздно природа и специфика писательской критики как особого эстетического феномена станет предметом обобщающих исследований, которые будут учитывать опыт многих десятков писателей. Автор этих строк не видит себя участником решения этой необъятной проблемы. Но могу признаться, что посвятил последние годы изучению автора, которому принадлежит уникальное место именно в ряду писателей-критиков. Это Иван Франко.

В его 50-томном (а на самом деле 56-томном!) «Зібранні творів» «Фольклористические и литературно-критические статьи» занимают 20 томов. Уже одно это больше, чем ПОЛНЫЕ собрания сочинений Белинского или Чернышевского, не говоря уже о рано умерших Добролюбове или Писареве. Но в действительности и в эти 20 томов вместилось не все: значительное количество литературно-критических работ Франко напечатаны в других разделах. Например, предисловия, которые он писал к своим переводам и которые ничем не отличаются от предисловий к работам других переводчиков, мы находим в первых 25 томах, в ряду «Художественных произведений». А это не более и не менее, как книги Франко о Данте и Пушкине, не говоря уже о вещах, которые меньше бросаются в глаза.

Среди «научных произведений» (Т. 44-47) есть статьи литературно-критического характера или, во всяком случае, содержащие анализы и оценки писателей и художественных произведений. Упомянутое «Зйрання твор1в» не только не является полным, но страдает многочисленными и существенными пробелами, которые ликвидировались позднее. Сначала вышел сборник «Іван Франко. Мозаїка із творів, що не ввійшли до Зібрання творів у 50 томах»[112]. А в 2006-2010 годы «Зібрання творів» было продолжено выпуском еще нескольких «Дополнительных томов», в двух из которых были собраны литературоведческие, фольклористические, этнографические и публицистические статьи, причем прямо было сказано, что необходимость их выпуска связана с вынужденными пробелами в пятидесятитомнике, возникшими по вине советской цензуры.