В кругах литературоведов. Мемуарные очерки

Монографии о Чехове суждено было стать последней значительной вехой в творческой биографии ученого. В последующие годы Хетсо тяжело болел, и свойственная ему научная продуктивность заметно иссякла. Он перестал отвечать на мои письма, чего раньше никогда не бывало. Гейр Хетсо умер 2 июня 2008 года, в день, когда ему исполнился 71 год. Я никогда не был на его могиле, но память о нем во мне жива.

Влюбленность

Как я уже говорил, очерки, вошедшие в эту книгу, написаны о хороших людях. Негодяи, встречавшиеся на моем пути в более чем достаточном количестве, в нее не допущены. Они появляются в ней минимально и, как правило, без указания имен. Они для меня порода животных, индивидуальные свойства отдельных особей мне не интересны, и я не собираюсь в них копаться. Я пишу о людях близких и очень близких, о дорогих и очень дорогих, о тех, кто мне помогал и очень помогал. Эти очерки вдохновлены добрыми и благодарными чувствами ко всем, о ком в них говорится.

Но лишь один из них пробуждает во мне стремление признаться, что он вызывал во мне чувство, которое я в состоянии выразить лишь словом «влюбленность». Это Ефим Григорьевич Эткинд. Меня познакомила с ним известная переводчица с французского Александра Львовна Андрес, женщина редкого ума и чутья, дружба с которой перешла ко мне, можно сказать, по наследству. Мой дед и ее отец были самыми популярными врачами, практиковавшими в Харькове до революции, и мне не раз доводилось видеть рядом в газете «Южный край» объявления доктора Андреса и доктора Фризмана. Думаю, что, если бы не она, мы бы с Эткиндом все равно пересеклись: слишком много моих дорог вело к нему. Но благодаря ей наши с ним отношения стали доверительными с первых встреч. Сыграли, вероятно, свою роль и такие качества Ефима Григорьевича, как острый ум, проницательность и мгновенная ориентация в людях.

Началось с того, что я отдал в сборник «Мастерство перевода» свою статью «Прозаические автопереводы Баратынского». Это была первая попытка анализа материала, которого до меня и, насколько я знаю, после меня не касалась рука человека. Дело в том, что Баратынский во время предсмертной поездки в Париж по просьбе общавшихся с ним французских литераторов перевел прозой два десятка своих стихотворений. Как известно, во французской литературе прозаический перевод стихов – это правило, а стихотворный рассматривается как исключение. Поскольку при автопереводе граница между переводом и переделкой стирается, эти произведения представляли собой интереснейший материал, до анализа которого почему-то ни у кого не доходили руки.

Е. Г. Эткинд

Как раз тогда Александра Львовна передала Эткинду мою книгу о Баратынском, которую я подарил ему, и в первом письме, полученном от него, были две темы: книга и статья.

Глубокоуважаемый Леонид Генрихович,

прежде всего – большое и самое сердечное Вам спасибо за Вашу прекрасную книгу о Баратынском, которая, по-моему, первое серьезное и глубокое слово об этом великом поэте. Мне бы очень хотелось познакомиться с Вами и подробнее поговорить – многие из Ваших идей мне близки и очень привлекают своей современностью. Не говоря уже о том, что Ваша книга написана точно, ярко – и с какой-то особенной щеголеватой скромностью.

Ваша статья об автопереводах Баратынского обсуждалась на заседании редколлегии «Мастерства перевода», и было решено ее печатать. Только вот о чем мы хотели Вас просить.

В таком виде она – для другого издания. При переводе из стихов в прозу Б. меняет форму своих вещей, и при этом сказывается понимание им различий между законами этих двух разных словесных искусств. Вот на этой идее и надо бы построить статью. Дело для нас не именно в Баратынском, а в интереснейшей теоретической проблеме, которая Вами не развернута, – Вы же имели в виду другой тип издания. Интересует ли Вас такой поворот темы? Если да, то размер статьи может быть доведен до 0,75-1 листа, и чем скорее Вы ее завершите, тем лучше. Нам бы нужно ее иметь примерно к 1 декабря.

Пожалуйста, напишите, принимаете ли Вы мое предложение.

Сердечно приветствую Вас.

Ваш Е. Эткинд

Разумеется, я выполнил все его рекомендации, и вскоре статья была напечатана. С этого времени я стал постоянным гостем в уютной квартирке Эткинда на улице Александра Невского. Я жадно пользовался каждой возможностью его увидеть и каждой минутой, проведенной в его обществе. Однажды, когда мы беседовали в кабинете, его жена Екатерина Федоровна пригласила нас обедать. Я, как на грех, перед приходом к нему поел и был совершенно сыт. Но мне так не хотелось прерывать наше общение, что я перешел в кухню и сел за стол. Конечно, я насилу поклевывал предложенные мне блюда. Под конец Екатерина Федоровна сказала мне: «Ну и плохой же вы едок!» Ефим Григорьевич отозвался: «Зато хороший человек. Так часто бывает наоборот…»