Когда менты мне репу расшибут,лишив меня и разума, и чести,за хмель, за матерок, за то, что тут —ЗДЕСЬ САТЬ НЕЛЬЗЯ! МОЛЧАТЬ!СТОЯТЬ НА МЕСТЕ!Тогда бесшумно вырвется вовне,потянется по сумрачным кварталамбылое или снившееся мне —затейливым и тихим карнавалом:Наташа. Саша. Лёша. Алексей.Пьеро, сложивший лодочкой ладони.Шарманщик в окруженье голубей.Русалки. Гномы. Ангелы и кони.Головорезы. Карлики. Льстецы.Училки. Прапора с военкомата.Киношные смешные мертвецы,исчадье пластилинового ада.Денис Давыдов. Батюшков смешной.Некрасов желчный.Вяземский усталый.Весталка, что склонялась надо мной,и фея, что меня оберегала.И проч., и проч., и проч., и проч., и проч.Я сам не знаю то, что знает память.Идите к черту, удаляйтесь в ночь.От силы две строфы могу добавить.Три женщины. Три школьницы. Однас косичками, другая в платье строгом.Закрашена у третьей седина.За всех троих отвечу перед Богом.Мы умерли. Озвучит сей предметмузыкою, что мной была любима,за три рубля запроданный кларнетбезвестного Синявина Вадима.1998
«Не забухал, а первый раз напился…»
Не забухал, а первый раз напилсяи загулял —под «Скорпионз» к ее щеке склонился,поцеловал.Чего я ждал? Пощечины с размахуда по виску,и на ее плечо, как бы на плаху,поклал башку.Но понял вдруг, трезвея, цепенея,жизнь вообщеи в частности, она умнее.А что еще?А то еще, что, вопреки злословью,она проста.И если, пьян, с последнею любовьюк щеке устаприжал и все, и взял рукою руку —она поймет.И, предвкушая вечную разлуку,не оттолкнет.1998
«Разломаю сигареты, хмуро…»
Разломаю сигареты,хмуро трубочку набью —как там русские поэтымашут шашками в бою?Вот из града Петроградамне приходит телеграф.Восклицаю: — О, досада! —в клочья ленту разорвав.Чтоб на месте разобраться,кто зачинщик и когда,да разжаловать засранцав рядовые навсегда,На сукна зеленом фонеорденов жемчужный ряд —в бронированном вагонееду в город Петроград.Только нервы пересилю,вновь хватаюсь за виски.Если б тиф! «Педерастиякосит гвардии полки».1998