Читаем В ладонях судьбы...(СИ) полностью

   Обретённый приют им, обессиленным, продрогшим и голодным, показался раем. Ведь все их вещи ушли на дно Волхова вместе с затопленной баржей, а здесь обнаружилось всё самое необходимое для временного, как они надеялись, проживания - матрасы, пара одеял с подушками, старые телогрейки и калоши. В связке сложенного в чулане тряпья Вера нашла, к своей радости, несколько пар шерстяных вязаных носков, вполне годных для носки, если их заштопать. В кладовке оказался небольшой запас гороха и крупы, а в погребе было целое богатство - немного картофеля, моркови, да ещё бочонок солёных грибов. В сараюшке Вера увидела аккуратно сложенные поленницы дров. Растопив печку, нагрели воды, чтобы умыться, наварили картошки в мундире, поели с грибочками, запивая кипятком, и забылись все страдания, всё пережитое в последние месяцы. Отец, разморенный теплом, задремал на лавке, а Вера, наконец, спокойно смогла покормить грудью маленькую дочку. Она улыбалась, глядя, как жадно, захлёбываясь, сосала молоко её малышка. И впервые за всё время глубоко и облегчённо вздохнула, когда ребёнок, насытившись, безмятежно уснул на её коленях. Они живы... живы!! Судьба опять смилостивилась над ними... Всё будет хорошо, только бы скорее наши прогнали этих гадов - фашистов.







   Зима выдалась суровой. Надо было экономить дрова, и отец уходил в лес, благо он был рядом, сразу за их домом. Рубил сучья с поваленных деревьев, собирал хворост. Со временем пришла нужда обменять на самое необходимое для жизни пару золотых колечек, ремень и папины почти новые хромовые сапоги. Ходил он теперь в калошах с шерстяными носками. К несчастью, резиновая обувка оказалась маловатой, и папа отморозил себе большой палец ноги. Вера, как могла, пользуясь советами деревенских бабушек, с помощью народных средств залечила его.







   С приходом весны стало легче - появилась крапива, молодой щавель, зазеленела в огороде петрушка, выпустил зелёные стрелки кое-где оставшийся в земле с осени лук. Жизнь продолжалась. Отец ходил за несколько километров по окрестным деревням, с палкой, прихрамывая, и приносил милостыню - куски хлеба, картошку. И ещё приносил новости с фронтов, услышанные от людей. И новости эти были совсем неутешительными - наша армия продолжала отступать.





   Однажды, возвращаясь домой, старик решил отдохнуть и перекусить заодно. Присел на пенёк на окраине леса, достал из торбочки сухарик и бутылку с водой. Грохот мотора несущегося по дороге мотоцикла не испугал деда Фёдора. Даже надежда появилась - может, подвезёт добрый человек, а то совсем уже мочи нет идти, ноги болят, да и помороженный палец опять беспокоить начал.



   - Рус партизан?!! - двое фашистов с автоматами, соскочив с мотоцикла, подошли к старику. Связав ему руки, затолкали в коляску и повезли в комендатуру.







   Ночь прошла тревожно. Вера поминутно вздрагивала от каждого звука, напряжённо, до боли в глазах вглядываясь в темноту сквозь маленькое окошко. Но ничего невозможно было разглядеть: только белёсая стена дождя, неясные очертания поникших кустарников возле забора, да загадочная, мрачная глубина леса за их избой... Нет, вовсе не мистические страхи пугали Веру, трусихой она не была. Страх за отца уже с самого вечера не давал ей покоя. Когда начинало темнеть и небо заволокло тучами, она подумала, успокаивая самоё себя, что он просто остался где-нибудь переночевать, и завтра утречком придёт. Ведь он же знает, как она за него волнуется. Но на сердце было очень неспокойно - не похоже это на него. "Только бы ничего не случилось, - как заклинание, шептала Вера, - просила ведь его не уходить далеко... не послушал". Не раздеваясь, прилегла рядом с дочкой, закрыла глаза. "Господи, спаси его, сохрани и помилуй"... - нащупав на груди, она сжала ладонью крестик - мамин последний дар...



   Дождь не прекращался, шумел мирно и успокаивающе, и Вера забылась неглубоким, прерывистым сном.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Липяги
Липяги

…В своем новом произведении «Липяги» писатель остался верен деревенской теме. С. Крутилин пишет о родном селе, о людях, которых знает с детства, о тех, кто вырос или состарился у него на глазах.На страницах «Липягов» читатель встретится с чистыми и прекрасными людьми, обаятельными в своем трудовом героизме и душевной щедрости. Это председатели колхоза Чугунов и Лузянин, колхозный бригадир Василий Андреевич — отец рассказчика, кузнец Бирдюк, агроном Алексей Иванович и другие.Книга написана лирично, с тонким юмором, прекрасным народным языком, далеким от всякой речевой стилизации. Подробно, со множеством ярких и точных деталей изображает автор сельский быт, с любовью рисует портреты своих героев, создает поэтические картины крестьянского труда.

Александр Иванович Эртель , Сергей Андреевич Крутилин

Русская классическая проза / Советская классическая проза / Повесть / Рассказ / Проза
Мизери
Мизери

От автора:Несколько лет назад, прочитав в блестящем переводе Сергея Ильина четыре романа Набокова американского периода ("Подлинная жизнь Себастьяна Найта", "Пнин", "Bend sinister" и "Бледное пламя"), я задумалась над одной весьма злободневной проблемой. Возможно ли, даже овладев в совершенстве чужим языком, предпочтя его родному по соображениям личного или (как хочется думать в случае с Набоковым) творческого характера, создать гармоничный и неуязвимый текст, являющийся носителем великой тайны — двух тайн — человеческой речи? Гармоничный и неуязвимый, то есть рассчитанный на потери при возможном переводе его на другой язык и в то же время не допускающий таких потерь. Эдакий "билингв", оборотень, отбрасывающий двойную тень на два материка планеты. Упомянутый мной перевод (повторяю: блестящий), казалось, говорил в пользу такой возможности. Вся густая прозрачная вязкая пленка русской набоковской прозы, так надежно укрывавшая от придирчивых глаз слабые тельца его юношеских романов, была перенесена русским мастером на изделие, существованием которого в будущем его первый создатель не мог не озаботиться, ставя свой рискованный эксперимент. Переводы Ильина столь органичны, что у неосведомленного читателя они могут вызвать подозрение в мистификации. А был ли Ильин? А не слишком ли проста его фамилия? Не сам ли Набоков перевел впрок свои последние романы? Не он ли автор подробнейших комментариев и составитель "словаря иностранных терминов", приложенного к изданию переводов трех еще "русских" — сюжетно — романов? Да ведь вот уже в "Бледном пламени", простившись с Россией живой и попытавшись воскресить ее в виде интернационального, лишенного пола идола, он словно хватает себя за руку: это писал не я! Я лишь комментатор и отчасти переводчик. Страшное, как вдумаешься, признание.

Галина Докса , Стивен Кинг

Фантастика / Проза / Роман, повесть / Повесть / Проза прочее