В Ливане на войне

Сей парадокс давно замечен:
В Ливане мы не иностранцы.
Ливан выходит к нам навстречу
Так, словно мы — его ливанцы.
Дивишься этому, как чуду:
Не сон ли тут, не миф, не сцена?
Но так повсюду, так повсюду,
И — привыкаешь постепенно.
Ливан с улыбкою весёлой
Нам руки жмет, зовет под крыши
И угощает пепси-колой,
А норовит ещё — гашишем.
Солдату нашему, как брату, —
Гостеприимство в высшем стиле,
А суку Áлуша по блату
Ливанкой даже угостили.

А вот с приветствием речистым
/Без всяких кукишей в кармане/
Нас навещают фалангисты[2],
Которым в будущем Ливане

Цвести и здравствовать. Радушно
Благодарят за благородство,
Дают смотреть свое оружье…
Израильского производства:
Мол, террористам, гадам этим,
Мы, как и вы, ломаем кости.
И адреса берут: приедем
Мы, дескать, к вам в Израиль в гости.
И задают вопросов много:
Как, мол, в Израиле житуха,
И говорят, что верят в Бога,
И впрямь, похоже, люди духа…

Но вскоре нам уже обыден
Сей пир, как яблоки и вишни.
Приходит мысль: «А любопытен
Вот этот юркий не излишне?»
Он чем-то словно озабочен.
Всё норовит узнать, к примеру,
Что за шмиру[3] мы ставим ночью,
И льстит нам явно уж не в меру.

Его лихое поведенье
Нам странным кажется, пожалуй,
И зарождается сомненье:
«А не шпион ли этот малый?»
Полны мы самых человечьих
Порывов — прочь, зубовный скрежет,
Но, если он и впрямь разведчик,
Нас этой ночью перережут.
И надо нам решить скорее,
Как быть с угрозой этой кары…
Пятнадцать ровно нас, евреев —
Врач, шофера и санитары.
И вот, не ведая сомнений,
Мы в спор бросаемся в азарте,
И сразу есть пятнадцать мнений,
И сразу есть пятнадцать партий:
— Чем зря ему в обиду фразу
Скажу, я сам погибну лучше!
— Под стражу взять его! И сразу!
И застрелить на всякий случай!..

Наш спор отчаянно-неистов,
Но опыт трех тысячелетий
В нас усмиряет экстремистов
И выбирает нечто третье:

«Шмиру усилим! — вот решенье:
Мы — не они, мы — человеки…»
Мы — обнажённые мишени,
Неистребимые вовеки!

Третья открытка