В лучах эксцентрики

Усиленное стремление Шурика вспомнить это становится содержанием второй половины новеллы. Все предельно оправдано и хорошо обыграно, все мотивировано, каждая деталь первой половины новеллы находит отклик в конце. И все-таки меня не покидало ощущение, может быть чисто субъективное, что все это, как говорится, уже из другой оперы. Но именно эта преследующая Шурика мысль о том, что он здесь не первый раз, и становится наваждением, вынесенным в заголовок новеллы.

Знакомых деталей уже так много, что наш герой, еще ничего не видя, уверенно говорит:

— Я знаю: там, за занавеской,— кувшин.

Отодвигают занавеску — и действительно видят кувшин.

При встрече Гайдай сказал мне, что на фестивале короткометражных фильмов в Польше новелла «Наваждение» получила «Серебряного дракона». И все-таки в целом у меня осталось о ней двойственное впечатление. Если первая половина новеллы казалась безупречной во всех отношениях и вызывала восторг первооткрытия, то концовка оставляла чувство смутной неудовлетворенности.

Прежде всего, казалось, что перед нами некий замаскированный эксцентрическими номерами элемент повтора. Все, что было остроумно и оригинально обыграно в первой половине новеллы, обыгрывается заново, только теперь все наоборот.

Кроме повтора налицо некая заданность комических ситуаций. Тут заранее ясен не только характер отыгрышей (все наоборот), но даже их логическая последовательность. Поэтому вместо внезапной, непредвиденной неожиданности, которая является душой эксцентрики, теперь перед нами старательно разыгрывают легко угадываемую и даже ожидаемую неожиданность.

И кроме всего, для второй половины новеллы не найдено яркого завершения, которое оправдало бы все перипетии с вторым посещением Шуриком квартиры Лиды. Получилось, что вся эта широко и с размахом развернутая феерия узнавания придумана ради ложного открытия, которое делает Лида:

— Шурик, вы телепат!

Однако эти выводы не удовлетворили меня, и я продолжал размышлять… Конечно, можно было бы ограничиться безукоризненной первой половиной новеллы. Но не обеднилось ли бы при этом ее содержание? Не пострадала ли бы комедийная многоплановость? Может быть, объединение этих двух новелл-событий оправдано и даже рождает некое новое, оригинальное целое? Может быть, в этом диалектическом двуединстве кроется многовариантность и многомерность непредсказуемых жизненных поворотов?

Последняя короткометражка, «Операция «Ы», дала название всей комедии.

В центре опять знаменитая тройка — Трус, Балбес и Бывалый (в исполнении тех же актеров). Но авторы и режиссер здесь уже позаботились о том, чтобы эти персонажи действовали не в безвоздушном пространстве, а в конкретных жизненных реалиях и попытались дать действующих лиц в причинно-следственных связях с явлениями окружающей действительности.

Новелла открывается живописными кадрами толкучки, на которой под задорную мелодию «Коробейников» в различном амплуа промышляют наши «герои». Таким образом, типы ВиНиМора (Вицин, Никулин, Моргунов) предстают перед нами порождением барахолки, которая трактуется как «пережиток», своего рода аппендикс низвергнутой системы денежно-товарных отношений.

Тройка персонажей здесь раскрывается с новой стороны.

В новелле показано, что такие опустившиеся и деградировавшие типы, неспособные даже на активные антиобщественные действия, могут служить опасным орудием в чьих-то преступных руках.

За круглую сумму тройка взялась провернуть операцию «Ы».

— Почему «Ы»?

— Чтобы никто не догадался,— отвечает Балбес.

Что же они должны сделать? Как объясняет нанимающий их завскладом, «от ревизии нас может спасти только кража со взломом».

На вопрос, что нужно воровать, он отвечает, что там «все украдено до вас» и что нужно только создать видимость кражи. Поэтому, воздерживаясь от хищений, они должны были разгромить и поджечь склад, что дало бы возможность кладовщику списать в убыток все хищения.

Сцена перед решающей операцией решена в проникновенно-лирическом ключе. Это уже что-то новое в череде непрерывных эксцентрических приключений «героев» и вообще свежие краски в творчестве Гайдая. Неудивительно, что персонажи троицы тоже раскрываются здесь с незнакомой стороны.

Балбес — Никулин, аккомпанируя себе на гитаре, очень неплохо, прочувствованно исполняет блатную песню:

«Постой, паровоз, не стучите, колеса,

Кондуктор, нажми на тормоза…»

Интонации песни проникнуты безысходностью. Балбес как будто предвидит печальный конец взятой на себя опасной миссии, и его обуревают нехорошие предчувствия.