Бывалый боксирует с грушей. Трус, которому предстоит усыпить сторожа, приложив пропитанный эфиром платок к его лицу, тренируется на товарищах. Но теперь действия троицы и некоторые их комические штучки, от которых режиссер не отказывается и в этой сцене, окрашенные грустной песней Балбеса, воспринимаются не как привычные для Гайдая элементы клоунады, а иначе, многопланово. Здесь нам первый и, пожалуй, единственный раз удалось заглянуть в души персонажей троицы, которые раскрылись нам глубже и неожиданно — с человеческой стороны. Оказалось, что типы тройки не некое подобие полуодушевленных манекенов, какими они представали перед нами ранее, а люди, которым не чужды чистые душевные движения. Репетицию своих преступных действий они проводят вроде бы нехотя, через силу, под давлением каких-то роковых обстоятельств, которые против воли толкают их на нечистые дела. И в то же время они пытаются заглушить в себе эту нахлынувшую на них хандру и тревожные предостережения.
С точки зрения сюжетного развития с самого начала становится ясно, что у этих смешных, незадачливых и даже в чем-то симпатичных отщепенцев, не умеющих довести до конца никакого дела, ничего не выйдет и на этот раз, жалкие претензии опять окажутся необоснованными. Но теперь их преступные замыслы должен вместо Барбоса сорвать симпатичный студент.
Так и вышло. В ночь проведения операции охраняющую склад старушку на какое-то время подменяет Шурик. Следует динамичный калейдоскоп занятных приключений и трюков… И вот преступники связаны одной длинной веревкой, конец которой прикреплен к их же собственному невзрачному драндулету. И волокут их, как баржи, на буксире, надо думать — в отделение милиции.
Сюжет не отличается ни глубиной, ни оригинальностью. Но воплощен он Гайдаем достойно его комедийного дарования. Действие протекает лихо, озорно, с множеством смешных трюков, остроумных реплик, ярких находок…
Если в «Барбосе» герои ВиНиМора были полностью немыми, а в «Самогонщиках» запели, то в «Операции «Ы» они уже наделены живым разговорным языком.
Так Гайдай в своем творчестве повторил исторический процесс развития кинематографа (немые, поющие, потом говорящие фильмы) и от немой эксцентрической ленты пришел к разговорной, воспитательной комедии.
Некоторые критики восприняли заметное изменение почерка режиссера (включение песен и диалога) как движение вспять, как отход от найденной им оригинальной формы к более традиционной музыкальной комедии последнего периода. Но так ли это?
В искусстве повтор равносилен неудаче. Поэтому найденную в короткометражке «Пес Барбос» форму надо было не просто повторить, а развивать, обогащать. Чем обогащать? В каком направлении развивать? Гайдай решил, что надо двигать вперед, насыщать найденную форму звуковыми средствами выразительности.
Думается, что это закономерный и даже неизбежный путь развития кинематографической палитры режиссера, ибо отказываться от звуковых средств еще более нелепо, чем от немых.
Тем не менее этот путь режиссера как будто подтверждает выкладки теоретиков о том, что чистая комедия возможна только в немом кино. Таковой является, как уже говорилось, лента «Пес Барбос», полностью созданная на выразительных средствах дозвукового периода. Музыка дела не меняет, так как она всегда сопровождала демонстрацию немых картин. А вместе с включением в последующие фильмы диалога в них начали проникать воспитательно-назидательные элементы. Это уже не только развлечение, но попытка воспитания, выраженная не через художественную ткань, а с помощью указующего перста — через неизбежное наказание порока.