В лучах эксцентрики

В сатирической манере Зощенко ярко проступают две тенденции. С одной стороны, предельная концентрация, сгущенность негативных событий и неблаговидных поступков персонажей, что вызывает несомненное осуждение, заставляет воспринимать их как дикую уродливость. В то же время творчество сатирика пронизано специфической самоиронией, выражаемой в неповторимом построении фраз. Эта скептическая интонация писателя порождает неоднозначное, диалектическое отношение к описываемым событиям. Осуждая сатирическим преувеличением бездуховность персонажей, для которых квартира дороже любви, автор в то же время сомневается в таком прямолинейно-лобовом неприятии их, побуждает относиться к ним с большим вниманием и уже менее осуждающе, так как заставляет задуматься о причинах их деградации.

В фильме Гайдая второе слагаемое сатиры Зощенко — самоирония — почти полностью исчезло, направленный на самого себя скепсис автора остался за кадром, но зато кинематограф помог режиссеру значительно увеличить дозу веселого смеха. А юмор — это уже не такая категорическая, прямолинейно-лобовая форма неприятия, как сатира; осуждение в нем соседствует, как уже говорилось, с примирением. Таким образом, гайдаевское веселье оказалось чуть ли не равноценной заменой зощенковской самоиронии. В итоге позиция авторов экранизации, можно сказать, адекватна писательской. Не однозначное неприятие, а сложное осуждение, приближающееся к философскому осмыслению. Такова жизнь, как бы говорят нам авторы, не очень красивая и не очень правильная, иногда до ужаса бездуховная. И все люди — страшные уродцы, недочеловеки! Однако не торопитесь осуждать действующих лиц. Сначала задумайтесь над причинами их аномальных поступков. Что вынуждает их так опошлять высокие чувства? Или путать государственный карман с собственным, как выражались наши публицисты? Низкий материальный уровень жизни? Постоянный дефицит и дороговизна товаров и жилья? А может быть, недостаток и скверное состояние воспитательных и учебных заведений? Нетрудно представить, чего стоит в этих условиях вырастить и воспитать детей?

Не исключено, все это — постоянно угнетающий персонажей дискомфорт материальной жизни, а также чудовищная централизация всех общественных функций, подавление личной инициативы — и порождает их духовное нищенство?

Такое неоднозначное отношение к персонажам, в духе Зощенко, Гайдай попытался выразить и в названии фильма.

«Поскольку жизнь — явленье сложное,— утверждается в финальных куплетах,— может удивить. И даже невозможное — все может быть! Не может быть!» Название фильма, «Не может быть!»,— это не ортодоксальное, не безоговорочное отрицание изображенных негативных явлений, как было принято в официальных источниках информации, а возглас удивления неординарными событиями, которое мы часто выражаем в следующем словосочетании: «Что вы говорите?! Не может этого быть!»

Фильмом «Не может быть!» Гайдай лишний раз доказал, что ему под силу любая форма экранизации, любой автор и любое классическое произведение.

Сравнивая два диаметрально противоположных метода экранизации, М. Зощенко и М. Булгакова, можно сказать, что каждый из них, так же как и фильмы «Иван Васильевич» и «Не может быть!», имеет свои достоинства.

Одним больше по душе самоуверенная дерзость авторов, вылившаяся в нового «Ивана Васильевича», с его богатством кинематографической выдумки и брызжущим через край озорным весельем. Другим сильнее импонирует тонкий вкус и не меньшая фантазия, потраченные на адекватное экранное воспроизведение нэпманского периода в истории нашей страны, с его неповторимым бытом и своеобразными, типично зощенковскими персонажами. Субъективные оценки неизбежны, а объективно невозможно соразмерить количественные показатели различных элементов творчества, затраченных в том и другом случае. Пусть каждый любитель кино, оценивает произведения, руководствуясь своими убеждениями и в какой-то степени — склонностями и пристрастиями.

Лично я как режиссер предпочитаю позицию активного творца, привносящего в каждую экранизацию побольше идей и фантазии, хотя понимаю и признаю, что для адекватного перенесения на экран талантливого литературного творения тоже требуется огромный творческий вклад.

Как видим, сатирическая острота экранизаций Гайдая растет от фильма к фильму: «Двенадцать стульев», «Иван Васильевич меняет профессию», «Не может быть!». Ильф и Петров, Булгаков, Зощенко. Режиссер как будто испытывал принимающие инстанции, стараясь выяснить, какого градуса критической остроты могут достигнуть его комедии, чтобы их безболезненно пропустили на экран. Так как все указанные фильмы принимались доброжелательно, лишь с небольшими поправками, то естественно было ожидать, что следующая экранизация окажется еще сатиричнее и острее. Так и случилось. От Зощенко режиссер закономерно перешел к экранизации комедии Н. Гоголя «Ревизор» (фильм «Инкогнито из Петербурга», авторы сценария В. Бахнов и Л. Гайдай).

ХЛЕСТАКОВ И ГОРОДНИЧИЙ