В мансарде (СИ)

  - Будет!.. Я постараюсь, - Никитин отвернулся.

  Его замутило от этого спокойствия, с каким говорил доктор, от них всех. Скомкать в большой комок, скатать и запулить в стену, в лепёшку. Как в детстве. Он представил этот разбивающийся пищащий говорящий комок. Его замутило ещё больше. Мама лепила игрушки с такой любовью, он помнил, как она бежала сюда каждую свободную минуту. Опять же... Сидят взаперти, варятся тут в собственном соку, что-то делают, но ведь мама старалась их сделать настоящими, вот они и... настоящие. Плохие и хорошие, добрые и злые, лукавые и любопытные, насмешливые и язвительные, всякие.

   Никитин морщился, думал и лепил, пальцы неумело выглаживали пластилин, подгоняли складки. Не сразу, но дошло, что согревшийся пластилин мягче и быстрее откликается на изменения. Шея парня начинала походить на шею.

  - Пётр Иваныч, попозируйте мне немножко, я не умею, как мама, схватывать детали. Да она ведь и лепила-то без примера перед глазами. Просто представляла вас всех. Ну и она ведь была врач. Наверное, такие моменты как шея мужика или девушки у неё не вызывали вопросов. А я вот опасаюсь! - неожиданно рассмеялся Алексей, увидев, как доктор с важным видом вытянул шею и расправил скомкавшийся шейный платок.

   "Спокоен. Не чувствует неловкость за происходящее. И виселицу они от меня прятали, не потому что виселица - плохо, а чтобы не выносить сор из избы. Пытались в меру своих способностей как-то наказать злодея... Они как дети. Некоторым года от роду нет, хоть и седины уже. А художник Краюшкин, а доктор, а этот невезучий Коля, который за свою Тяпу вступился? Но тот-то убил. Пусть сидит, сделаю им тюрьму-башню. Еды им не надо, значит, персонал не потребуется. Назову её башня жалости - жалкий там человек сидит, урод моральный", - думал он.

  А вокруг собрался народ: на полу, на столе, на подоконнике. Дядя Степа привёл виновного. Тот стоял и улыбался насмешливо, собачка вокруг ног вертелась.

  "Как их всё-таки много... А кажется, у меня получилось".

  - Пётр Иваныч, как вы думаете, получилось? - спросил Никитин, и даже дыхание перехватило, когда слепленный Николай вдруг несильно повернул голову и тоже посмотрел на доктора, ожидая ответа.

  - Вполне! Шея, можно сказать, как новенькая, - скорчил строгую гримасу Пётр Иваныч и напутствовал очень серьёзно: - Береги шею, Николай, а то, понимаешь, устроили тут.

  А Никитин обвёл всех глазами, неожиданная идея пришла вдруг, получится - не получится - кто его знает. Он сказал:

  - Предлагаю определить злодеям место в башне жалости. Раз не хочешь жить по-людски, живи один. А мы с вами... будем снимать кино. Видели кино?

  Архитектор Кондратьев крикнул, он стоял в толпе, его не было видно, но по голосу Никитин его уже узнал:

  - Не видел! Но слышал. Когда открыто окно, и внизу стоит ваша машина, или машина сударыни... э-ээ... Дарьи, говорит радио.

  "Радио, значит..."

  Была глубокая ночь, когда Никитин ушёл с мансарды. Уже засыпая, перебирал фильмы и думал: "Белого Бима или Каштанку? А потом мульт сделаем, серьёзный, Мишке с Никой покажу, вдруг получится, а не получится, чёрт с ним, я просто попробую... Собаки подходящие вот всего две. Тяпа и Волнушка. Тяпа у доктора, и не знаю, соберу ли её, искромсал гад, а Волнушка... как Николаю смотреть в глаза, если Волнушку возьмём... Нет, Волнушку нельзя... "

  Утром зашёл наверх, сам не зная зачем. В упавшую полосу света видны были две улицы и дорога к столу - в Батареи, как называли эти тёплые места жители города. По дороге шёл Николай, а рядом с ним бежала Волнушка. "Ну, Коля, ну человечище... забрал ведь себе, собака-то беспризорная осталась..."

  3. Воронов

  Лёня Воронов, друг, одногруппник по университету и оператор при местной киностудии, помогая подобрать фильм, слушая рассказ Никитина, растерянно возглашал время от времени: "Ничего себе!", "Ну вы все даёте там!" "Да скатать их всех в комок и в стену этих пластилиновых идиотов!"

  - Была такая идея, - мрачно буркнул Никитин.

  Он сосредоточенно разглядывал каталог. Варвара Ильинична часто говорила, что он был очень похож на отца. "И чем дальше, тем больше. Копия, - говорила она, - только в очках". Высокий, немного сутулый, волосы тёмные, жёсткие как щётка. Зрение упало, едва взялся вплотную за эту работу. Художник-аниматор. Ни таланта, ни образования по делу - бывший архитектор. Но нравилось этим заниматься очень.

  - И что остановило-то?! Ты меня не слушаешь! Держи, это Бим, - сказал Воронов.

  Тощий и язвительный Воронов вечно над всеми посмеивался, сам же был стеснительным добряком и начинал бубнить извинения, если чувствовал, что обидел, как-то задел. Рыжая борода, короткая стрижка, пробивающаяся настойчиво лысина.

  - Представил, как этот комок пищит и продолжает со мной разговаривать, - ответил Никитин, беря фильм и садясь в рабочее кресло Воронова, задумчиво крутанулся.

  Воронов сказал:

  - Говорящий комок... жуть. И что? Теперь воспитывать их собрался? Кино показывать?

  - Нет! Десять заповедей напишу и на всех углах повешу! Лучше будет?

  - Н-да...

  Они замолчали. Воронов тоже сел, держа в руках ещё один фильм.