В романе Ржевского-Пряника сменяет генерал-майор Добрецов. Он также написан почти с натуры — с А. И. Лакса, пробывшего на посту Томского губернатора менее года. Лакс действительно был умён, образован, увлекался философией и литературой. Он — автор очерков о Прибалтийском крае, составивших вторую часть второго тома известного издания «Живописная Россия», редактором которого был П. П. Семёнов-Тянь-Шанский. Смерть Лакса в апреле 1888 г. вызвала сожаление у К. М. Станюковича и других сотрудников «Сибирской газеты». В некрологе, который, по-видимому, написал К. М. Станюкович, отмечалось, что «основной чертой А. И. Лакса было его неуклонное стремление к законности и правде»[11]
.Конечно, Лакс был всего лишь «честным консерватором», как и его копия Добрецов, который, изгоняя из правительственных учреждений казнокрада Сикорского и ему подобных, делал это отнюдь не из каких-то радикальных побуждений, а потому, что это были явно не только непорядочные люди, но и просто уголовные преступники. Конечно, очистить и перестроить служебно-административный аппарат Добрецову было невозможно.
Через две недели после прибытия в Жиганск он занёс в свой дневник:
«Работаю с утра до вечера, и чем дальше в лес — тем больше дров. Некому доверять. Взяточничество поголовное… Раскаиваюсь, что сюда приехал. При всём желании сделать добро, чувствую, что зла могу сделать сколько угодно, а добра нисколько».
Таким образом, К. М. Станюкович развеял миф о «плохих» и «хороших» губернаторах и подвёл читателя к мысли о порочности самих основ самодержавия, о необходимости коренного изменения государственного строя во всей стране.
Прототипы крупных чиновников, участвующих в романе, раскрываются довольно точно. Пятиизбянский — «хитрый старый вор», которого так недолюбливал Ржевский-Пряник, — это «копия» управляющего казённой палатой М. А. Гилярова, ярого консерватора. Некоторое время он был цензором «Сибирской газеты».
В Аркадии Аркадиевиче Перемётном автор очень «похоже» показал вице-губернатора Н. Н. Петухова, который, как и Перемётный, «слыл за очень ловкого сибиряка», умевшего ладить с начальством и водить его за нос. Томск, — писал А. П. Чехов, — знаменит тем, что здесь «мрут губернаторы». Действительно, Н. Н. Петухов был «заступающим» у четырёх губернаторов. Двух из них он похоронил, и ему фактически пришлось управлять губернией более десяти лет.
В Сикорском томичи легко угадывали проворовавшегося московского банковского дельца П. М. Полянского, под началом которого начинал служебную карьеру томский губернатор Красовский. Адвокат Жирков рекомендовал обычно себя случайной жертвой «печального недоразумения и собственной опрометчивости». Всё его преступление якобы состояло в том, что он только «задержал» несколько тысяч, данных ему клиентами для взноса судебных пошлин. Этот адвокат имел опыт и в газетном деле. Томичам не трудно было узнать в Жиркове Е. Корша.
Писатель, создавая эти образы, страховал роман от придирок цензуры и кляуз очень ясных прототипов. Он оставил, например, в Сикорском его банкокрадство, то есть основной признак Полянского, и приписал ему организацию газеты «Сибирский гражданин», то есть «Сибирского вестника». Между тем действительным организатором этой рептилии был Е. Корш.
Любопытно свидетельство безымянного рецензента в петербургском журнале «Северный вестник». Говоря о главе романа «Короли в изгнании», он заявляет, что «…г. Станюкович изображает с строгою правдивостью, не клевещет на выводимых им лиц и старается представить их по возможности фотографически… порой под выводимым лицом довольно прозрачно виден оригинал, с которого оно списано».
У читателя романа «В места не столь отдалённые» невольно возникает вопрос, как автору удалось провести роман-памфлет через цензурные препоны. Неужели цензура была так слепа?
К. М. Станюкович, опытнейший борец с цензурой, разумеется, заранее оснастил произведение своеобразными громоотводами, которые своевременно «заземляли» цензорские молнии. Он упорно подчёркивал, что действие в романе происходит «во времена стародавние». Наиболее острые разоблачительные сцены он строил так, что критика шла от лиц высокопоставленных. Кто изобличал в преступлениях заседателя Прощалыжникова? Губернатор Ржевский-Пряник. Кто всячески винил во всех смертных грехах полицию? Губернаторы Ржевский-Пряник и Добрецов. Кто признаётся в «благородном» взяточничестве? Сам пристав Спасский.
Такой литературный приём позволял автору критиковать и губернатора, и других лиц, власть имеющих, и притом не давать повода для разгула красного цензорского карандаша.