Сладкий перец – обнявшаяся пара, голова, склоненная на плечо. Пара, слившаяся так, что позвоночник стал общим. Но он же может быть не покоем, а переплетающимися в горячке телами, голова к голове, три фигуры, так, что невозможно разобрать, кому принадлежит рука. Скульптуры Ханса Арпа, течение тела, никогда не завершающийся оборот. Но чуть другой – перец же – и чуть другой свет – мрачные впадины, глазницы черепа. Лист капусты – горная страна с главным хребтом, долинами и перевалами. Картины Джорджии О’Киф, где можно предпринять долгое путешествие от лепестка к пестику. Чёрный костер агавы, зубчатое пламя жестких листьев. Белый спрут корнеплода. Разбегающиеся пластины гриба, который действительно шляпка – и огромный рупор, трепещущий от звуковых волн. То и другое, и то, что между ними. Ещё не сошедший снег. И переменчивее всего – небо.
Камень выходит волной из мелкого гравия. Так выступает над поверхностью воды колено или бедро. Камень, идущий волнами от своего глаза. Высохшие перепутанные друг с другом деревья, уходящие извивами в постепенно сгущающуюся темноту дантовского ада. Наростами, наплывами, метанием. Течение волокон, направленное волокнами, обходящее глазки, его не скрыть никакой краской. Те же волокна – линии окон небоскрёба, орнамент готических башен. Скрученность канатов, облаков, кипарисов, можжевельников. Целое из малых, движущихся и беспокойных. Ленты водорослей и перебежки солнечных бликов на воде у скал. Волновая структура существующего. Дерево или камень – течения из земли. Сухое и твёрдое – необязательно мёртвое. Сложение размера и мощи из множества волокон и чешуек. Раковина жива – уходящее внутрь себя движение. Порой прерывистое, разгороженное, как у наутилуса. Всматривающийся в свою глубину завиток. Пустота, поддерживающая пустоту. Разворот пустоты к смотрящему, приглашающий войти. Одна раковина проникает в другую перламутровым вращением, а та обнимает её плавно и кругло. И те же наслаивающиеся волокна, как в дереве или плодах. И песок – рябь, подставляющая свои горбы свету и тьме. Резкость пустынных теней – абсолютный свет и абсолютная тьма. А песок – тот, кто жив между ними.
Что в этом мире может человек? Смотреть на него почти со слезами на глазах, потому что нет сил угнаться за течениями или хотя бы проследить их миллионную долю. Лежать на спине в абсолютной усталости, не имея сил хотя бы сбрить многодневную щетину. Как сказать об этом? Портрет почти невозможен – лицо или редуцировано до характера или ситуации, или столь же непроявлено, как словарь, содержащий все слова стихотворения, но стихом не являющийся.
Встретить мир собственным телом, не отгораживаясь одеждой. Продолжать – форму, течение, свет. Световой блик вокруг обнажённой груди – как на выпуклом металле. Кожа – хорошее место для тени от рамы окна, для волн света, прошедшего сквозь стекло. В фигуре – те же шары и углы, как в здании химического завода, только они говорят другое. Встреча округлой женской груди с острой мужской грудной мышцей. Спина сидящей, за которой скрыты руки, ноги, склоненная голова – странный плод, шарообразный снизу, угловато-параллелепипедный сверху.
Девушка обнимает колено, вовсе не готовясь к полету. Движение внутрь, в печаль, попытка удержать себя вместе. Лицо уже ушло вглубь, видно только течение волос, разделённое линией. Сцепленность ног, коленей и локтей, в которой исчезает голова. Человек в перекрещенном покое. Она не демонстрирует себя. Она течёт в себя, отвернувшаяся, а не смотрящая навстречу. Она сжата – но не пружина, а много раз сломанная соломинка. Пружина – в другой, много прожившей, вставшей на колени, но не в покорности, а – для прикосновения к земле, может быть. Вены вздулись на ногах, бёдра выбрасывают расширяющийся плечами треугольник торса, этот угловой ритм повторяют ключицы, обращают и распространяют раскинутые руки, напряжённые колени, морщины пяток, оборот спины.
Допустим, песок. Вначале девушка сжалась на нем, закрывая руками голову, прижимая колени к груди. Но потом она находит силы развернуться, обращая в небо спокойное лицо, открывая ему тонкие ребра, направляя вверх легкие углы коленей. Небо отвечает лёгкостью на лёгкость – и она может спать, забывшись, только песок округлыми ямками помнит другой упор. Теперь, проснувшись, она может встретиться наконец с тем, где находится. Всмотреться в песок с интересом, а не страхом. В его волны – и в свои следы на нем, напоминающие порой след пустынной змеи, двигающейся боком вперед. Человек – большая волна на фоне многих маленьких. И во встрече она обращается лицом вниз, распространившись во всю выгнутую длину. Не тревожа песок, который совершенно не смят вокруг, словно девушка осторожно и аккуратно опустилась на него с воздуха.
Или – вода. Голова и тело лежат на спине в бассейне – золотые блики сквозь воду на коже – а ноги до бёдер сомкнуты на камне. Между, на границе – не теряя спокойствия и прямизны. Спать, лежа на тьме против чёрного провала пещеры.