– Видел во сне перформанс. Маленький зал, скорее большая комната, ряды стульев со зрителями. Выходит человек, стоит перед всеми, ничего не говорит, а из двери доносится сухое побрякивание, такое бывает, когда долго пересыпается очень много кубиков. Потом оно прекращается, человек подходит к другой двери и начинает вроде искать в кармане ключи, чтобы её открыть, но вместо металлического звука оттуда все тот же сухой стук. Вдруг он начинает слышаться и сзади, оказывается, девушка среди зрителей в заднем ряду тоже роняет на пол и поднимает кубик. Это же начинают делать и ещё несколько человек среди зрителей, и скоро вся комната заполняется стуками. Потом они начинают эти кубики в зрителей кидать, это не больно, но некоторые обижаются. Ещё там были Аня и ее друг, Ане я подавал кубики, чтобы она ими кидала в того, кто кидает в неё. А потом она показывала другу что-то по старинной карте Средиземного моря в книге. Я сначала подумал, что они куда-то собираются, но таких маршрутов вроде не бывает, потом решил, что она показывает какое-то древнее путешествие. Потом стало казаться, что есть такие книги, по книге на море, и они эти книги читают, чтобы о всех морях что-то знать. Подумал, что и нам с тобой хорошо бы так же – читать эти книги и о них потом говорить. Проснулся и подумал, где ж их взять.
– И откуда у тебя эти американцы? что они делают в таком количестве?
– Они мне очень понравились. Приходят в библиотеку человек восемьдесят, разбиваются на группы и начинают обсуждать всякую ересь. Вчера рассуждали о боге и религии в жизни человека. Маркс, Дарвин, Ницше. Наши русские, которые тоже туда ходят, очень выделяются своим занудством и демагогией. Один, что прямо перед моей кафедрой сидел, начал нести какую-то чушь, демонстрируя себя, любимого. У американцев это всё сглажено несерьёзным отношением. Могут поговорить немного о серьёзном, а потом предложить станцевать макарену. У них лёгкости надо учиться, а то мы загнивать начнём с нашим неповторимым российским менталитетом.
– Площадь Сан Сильвестро – книжный – огромные галереи, где есть всё – от древних греков до Деррида, в мягких обложках, недорого. Арт-альбомы – небольшие и информативные, увлекся и купил штук пятнадцать, от Пьеро делла Франческа до Макса Эрнста. Как повезу? При покупке книги о Леонардо не хватило сто лир – мне их простили – попробовал бы я в Германии недодать пфенниг. Очень по тебе скучаю и за тебя беспокоюсь. Видишь, стараюсь и в воскресенье к почте пробраться, чтобы тебе написать, и с итальянцами тебя вспоминаю.
– Ну, что ж, на то они и итальянцы, чтобы с ними меня вспоминать. А со мной итальянцев вспоминать будешь? Вот и занятие нам теперь.
– Где это ты видел, чтобы я по понедельникам отдыхала? Да и по воскресеньям тоже? Это у тебя праздные шатальные дни. А у нас морозы да ясени – одно развлечение. Холод прямолинеен, тепло гибкое и ускользающее. Сообщение сбрасывается на автоответчик, остаётся там, запертое в своей несвободе. Слова меняются местами, когда ты приедешь, там останется аккуратный алфавит, перечисленный тебе в ухо механическим голосом. Искажение воздуха вровень со стеклом. Первый приз тому, кто в это поверит, и не станет проверять время по сгоревшей свечке.
– Кампо дель Фьори – вода в четырех фонтанах из четырех разных водопроводов. Шорох шагов воды. Цветы ладоней. Легкий фонтан у Св. Ансельма на Авентинском холме – тонкие, едва заметные, но высокие струи. А за ней – лучшие в Риме свободно растущие уличные мандарины. Тихий орган в Санта Мария ин Трастевере. Около Св. Чечилии много средневековых домов, только чуть поправленных. Люди жили бедные, денег на перестройку не было.
– Вчера приснила себе твоё прикосновение. Странно немного, но я действительно чувствовала, как ты касаешься моего лица, проснулась с ощущением, что ты рядом. Это был ты?
– Я же два дня твоих писем не получал. Очень соскучился.
– Я плачу и хочу к тебе. (А ты в ответ мне напишешь – ну, сходи, ключ у тебя есть, да?) Поэтому я выкрасилась в фиолетовый цвет.