– А это хорошо или плохо? То есть для тебя, с одной стороны, плохо, так работать тяжело, а с другой стороны, удаётся же вокруг посмотреть. А с третьей стороны, если ты будешь постоянно уезжать на несколько месяцев, я от тебя отвыкну совсем, и будем встречаться раз в год на берегу молочной реки с кисельными берегами. Тут уж никакая тактильная память не спасёт.
– Но я не постоянно уезжаю – и пишу каждый день.
– Нет, ты уезжаешь постоянно, это возвращаешься ты время от времени.
– Но ты посчитай, сколько времени я там, где ты, и сколько в других местах. А когда я рядом, я каждый день не пишу!
– Не буду я считать. Это определяется не математической величиной. И тебе ничто не мешает писать мне каждый день, когда ты рядом.
– Но сколько зерен составляют кучу?
– Я не хочу заниматься этими подсчётами, они мне не нужны, и ничего не докажут и не изменят, кроме реальности физического присутствия, которое очень может быть и отсутствием. Я тебя чувствую. Мне этого достаточно. Ты есть, и ты ко мне приедешь. Я тебя жду. И мне от этого хорошо. Мы встретимся, и ты будешь мне долго рассказывать обо всём на свете.
– Пыль. Воздух плотнее – запах еды на улицах. Росы не видел! Есть ли она тут вообще? Очень она нежная. Туман тут тоже плотный, но и в Англии туманы сильные (в одном морском журнале, который ты недавно приносила, описывается такой, что от первой мачты корабля его носа не видно, и так бывает часто). Камни – не знаю. Горы – да, тут острее и жёстче.
– Видела целую кучу крохотных ужиков, спешно переползающих пыльную дорогу. Их было человек десять. Они так быстро ползли, что казалось, ручейки стекают в траву – маленькие, сантиметров двадцать.
– На оставшихся в колеях дороги лужах – тысячи бабочек. Рыжие, голубые, белые – новогоднее конфетти в июле, кружащееся у лица.
– Кстати, как у вас там с луной? Нормально? Позавчера видели совершенно неприличную луну, лежащую на боку, почти на спине. Мне пытались научно объяснить, что с точки зрения астрономии это совершенно нормальное явление, но я не поверила. Это знамение какое-то, говорю. Сошлись на том, что это к дождю. Но, действительно, оказалось знамение. Теперь знай, что, если луна валяется на боку, – это к сломанному компьютеру.
– Так что ты собираешься делать с Новым годом? – стречать? В этом что-то от стрекача. Меня пригласили местные русские куда-то. Не пойду, буду сидеть под ёлкой и думать про тебя.
– Странное это время – Новый год. Вспоминают про тебя какие-то совершенно неведомые люди, с которыми и не знаешь, что делать. Молчать – неудобно, а говорить – так начать не с чего.
– Студенческая вечеринка. Танцую я как задумавшаяся сороконожка, а тут попался в руки испанке. Дальше не я танцевал, а меня танцевали. Чувствует ритм она замечательно, и под команды ее рук у меня что-то даже и получалось, всякие обороты вокруг неё. Странное ощущение захваченности, уносимости, невластности над собственными движениями.
– И мы точно договорились, что Новый год переносим обратно на март? (Кто нам только неделю каникул даст?)
– Сами возьмём. Закроемся на замок и будем встречать-встречать-встречать. Только ведь ты всё равно уедешь, уйдёшь, вернёшься куда-нибудь.
– Порадовалась, что тебя не было на наш Новый год. Пришла и упала с температурой. В восемь часов я о тебе подумала, только подумала – на всё остальное просто не было сил. Спасаюсь китайским чаем и благодарю твою китайскую подругу за столь приятный способ лечения. Помогает, действительно, здорово. Лучше него только сам знаешь что. Но – нет того, с кем это помогает.
– Но температура так быстро не проходит. Сейчас сколько?
– Не очень много. Только вот писать ничего умного не могу. Беру Драгомощенко и тупо смотрю на страницы – все буквы складываются в такую ахинею, что если её записывать, то не только «Русский Журнал», Хармс в гробу перевернётся.