Читаем В месте здесь полностью

Сетчатые ужи плывут от берега, от дамбы, от персиков Мелитополя. Поезд еле движется, наконец встаёт совсем, и все вылезают, поминутно оглядываясь, набирают воду. А на горизонте появляются голубые зубцы. Автобус вытряхнет у ларьков, чем ближе к морю, тем больше света и грохота. По тропе – дальше от этого, к песку. Только ночь быстрее нас, и склоны балок всё круче. На первом попавшемся лбе разворачивать палатку под неправдоподобно красной огромной луной. А утром ты, вечная соня, проснешься в пять, потому что море, и скорее к нему. Там бычки пощипывают твои ноги.

Всё на себе – от воды до «Фосфора» Драгомощенко. По-честному – тебе пять килограммов, мне всё остальное – за двадцать. Чтобы ты не оказалась в положении сытого, который не разумеет голодного-нагруженного, и не ускакала от меня, к бегу с рюкзаком всё же не способного.

Речка на карте – глиняный ручей, впадающий в море. Угостить тебя родниковой водой утром, исток близко? Тихо из палатки и вверх по течению. Но слишком всё быстро дичает. Скалы, бревна поперек, а глины в воде не меньше. Бухта Лисья – там и выйдет лиса. Но её не принесешь, только голубое с черным перо, и все-таки никакой воды. Вода на насосной станции над городом. Окно Башни Консула с колонной посередине. К Дозорной Башне по отполированным ступеням. Ветер. Ставя рюкзак на ступеньки горной тропы, подтягиваясь к нему, снова и снова.


– Я отсюда не уйду!

Вот откуда греки взяли своих дриад. Кипарисы, можжевельники, сосны, пробирающиеся между скал, танцующие на ветру. Этот кипарис – девушка на коленях у мужчины. Та сосна – Ника Самофракийская. Рай форм для художника. А внизу что-то двигалось, сначала подумал – кто-то идет, погонят – заповедник все же. А это взлетающие метров на пять белые брызги прибоя от скал. Деревья – реки, водовороты. Ветки, раздвигающие струи ствола. Ты потеряешь бандану, но мы найдем её под извилистым кипарисом.

Острая спина мыса – мы-то думали, никто туда не полезет, еле нашли площадку для коврика. А, похоже, устроили кому-то спектакль. И то – деликатный человек на кончике мыса всё-таки подождал, пока мы закончили. Только потом – мимо нас – к основанию.

Тени дельфинов в воде. Розовый трепетный живот ската, морского кота, всплывающего перед тобой в аквариуме. Ящерка бегала по палатке и заглянула в дверь – как спросила – можно? Пригласить – не испугается ли?

Ты выходишь из моря совсем не такой, какой входила. Море прибавляет не только капли. В ожидании прошедшее смешано с тем, что будет. Крепости одного моря из оставленных ракушек, другого – из оставленного льдом. Между свечой и ее светом – пещера в воздухе, ночь под огнем.


– Я не могу больше.

Корка сухой глины соскальзывает, катится, камешки вниз, по крутому склону. От дерева к дереву – отнести рюкзаки, положить, вернуться к тебе, взять за руку, осторожно вниз, опираясь всеми четырьмя. Довести, отнести, вернуться, довести. Бриться соленой водой – садизм некоторый. Вставить электробритву в ската? А вот голову вымыть – глупость. Так и пришлось ходить с совершенно нелепыми волосами до источника в Малореченском, где вода просто ведрами из-под земли прёт.

Скалы на берегу – узловатые, складчатые, наплывающие друг на друга слои – как дерево. Длинные черные шеи бакланов у мыса Ай-Фока. Вброд вокруг скальной стены, по скользким от водорослей камням, лишь бы не упасть – тогда все в рюкзаке вымокнет. Боковым зрением видишь девушку, выбегающую из моря. Хотя вокруг никого, кроме нас. Наверное, нереиды ещё не совсем вывелись, только не всем показываются.


– Вчера зажгла свечу в новом подсвечнике, чтобы посмотреть, как она будет гореть в темноте, потом погасила, она, как всегда, начала коптить, и мне это знаешь, что напомнило?.. Знаешьььь… Вообще месяц этот прошёл для меня как-то спокойно, без всяких страхов и истерик. Может быть, во многом потому, что я была занята своим делом. А может, просто время пришло кое-что осознать. Не скажу что. Это личное. Но в твою пользу. Пойду погуляю, хоть и дождь. Нужно восстановить контакт с городом.

КАШТАНОВАЯ ГЛАВА

– Светом, что ли? И больше ничем поделиться не хочешь, лягушка болотная, зелёная и лёгкая?

– Улицами, поездом, книгами.

– Продолжай.

– Ягодами, ужами, слонами, звёздами, волнами.

– Продолжай.

– Коктебелем, Кирилловым, Китаем.

– А может быть, начать с буквы «а»?

– Анальгином, амфибрахием, амфибией, арбузом.

Бодягами, балконами, Балтикой.

– Белкой, ботаническим садом, болтовнёй (немного, и почти не с тобой), белой простынёй, башнями, бисквитами, бобрами.

– А когда были бобры? или у тебя были бобры, которыми ты со мной не поделилась?

Воложкой (где песок), Владимиром, Вологдой, Владивостоком.

– Вареньем (вишнёвым), вечером, вербой, Волгой (зимней), ветром.

– Голубой галькой, гремучей змеей, голосом, головой (но сейчас она у меня болит – конференция, Китай, прочие печали).

– Грибами, которые я тебе запретила собирать, градусником, глиной.

– Градусник остался у меня. Долгими дорогами, дистанцией, дебрями, Драгомощенко.

– Динамическим равновесием, диваном, долгоносиком (или слоником всё же?).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия