Читаем В месте здесь полностью

– Ежевикой, ежом (морским), едой, елями.

– Египтом, единицей.


– Я не предполагала, что будет так тяжело без тебя. И вроде бы нет причины. Мы легко и спокойно расстались. Кажется, что новая комната меня даже жалеет, и упросила домового на время перестать меня пугать. Молчит, уговаривает, держит за руку. Хотела остаться у тебя на ночь, но потом сбежала оттуда – как же она теперь сможет обходиться без меня. Мне сейчас совершенно незнакомый человек из Израиля прислал своё «спасибо» за статью о Керуаке.– Пальмы на улицах, апельсины. А они жалуются на холод. Церковь Св. Агнессы – огромное здание, то ли ушедшее в землю за полторы тысячи лет метров на десять, то ли просто на склоне холма. Мавзолей Св. Констанцы – круглый, с двойными колоннами, держащими купол. На вилле Торлония – резиденции Муссолини – роща бамбука, подаренная японским императором. Будто мало мне этого бамбука в Китае… Чёрные ягоды лавра. От античности здесь уцелело только то, что стало церквями, крепостями (как Колизей). Все-таки Рим – город барокко, а не античности. Здания разрушены, а слова уцелели. Филологи указывают археологам. Впрочем, в живописи от многих даже имён не осталось. Мастер Св. Цецилии. Маэстро ди Сан Миниато.


– Почти не хватает сил на слишком многое, слишком всё бьёт по глазам, не успеваешь увидеть, как оно ускользает, прячется обратно – в тень или день? А когда пытаешься потом это восстановить – тебя отбрасывает назад – время ушло. Стать бы японцем – сидеть под сливой и созерцать. Хотя, что может дать одно созерцание без общения? Но что-то, наверное, может. Это больно, когда убирается стекло между тобой и воздухом.


– Лестница от Тринита деи Монти к пьяцца ди Спанья. С каждой площадки – новые виды и ракурсы. Сесть на этой лестнице и никуда не уходить. Многие так и делают – две девушки готовятся к экзамену по истории. Очень обидно, что не могу сейчас показать тебе. В фонтанах – бело-голубая, прошедшая известняк, вода. Римские фонтаны чаще не вверх, а вбок. Водоём с плеском. Человек держит бочку – и из её бока течет вода. Или античный саркофаг, в дно которого подаётся вода и переливается через край. Встрял в демонстрацию уличных рабочих со всей Италии – с мётлами, свистками. На Форум попал через забор у базилики Максенция, ограбив Итальянскую Республику на двенадцать тысяч лир.


– Хорошо то, что всегда ускользает, не даётся, не разрешает себя пристально рассмотреть, изучить, приручить. Под микроскопом теряется подвижность. А по-другому – надеяться, что когда-нибудь придёт опять и заглянет в глаза? Голос подробен, как трилистник, попробуй лизни его. Как жалко, что не могу прийти к тебе рано утром без договорённости, как это было однажды – пришла к тебе рано-рано, тихо открыла дверь – ты даже не проснулся! залезла к тебе под одеяло – к такому тёплому и открытому – и твои изумлённые (но – не удивлённые!) радостные глаза.


– Но почему не можешь? (я именно не удивился) – просто надо как-то понять, когда. Иногда я думаю о тебе – ветре, иногда о тебе – ржаном колосе, о тебе – вербе. Я говорю для того, чтобы зацепиться здесь. Когда-нибудь я уйду в тебя и потеряюсь окончательно, и никто меня не найдёт, даже ты. Времени никогда не хватит – мне бы остановиться как-то. Ты в башне из яблок. Яблоки, ракушки, лоскутки, чешуйки (бабочек, змей). Время растягивается. Подбросишь в воздух шарик – он так там и останется, будет опускаться медленно-медленно, и за время его падения мы ещё очень много успеем.


– Новолуние – луна совсем ушла.

– Это у вас совсем ушла, а нас навещает. Или ты думаешь, если она не видна, то её и нет? Есть, только ко мне ходит невидимая, тёмная луна.

– На самом деле я тут ужасно устаю. Язык, работа, люди и вообще. Встаю с огромным трудом. Вчера смотрел книгу по архитектуре – хорошую! – уснул в десять, только поэтому немного выспался.


– Я строю бумажную башню из газет и журналов для тебя. Иногда она рушится (преимущественно ночью), причём так тихо, медленно сползает на пол с совершенно змейским шуршанием. Я просыпаюсь и думаю: приползла моя домашняя змея. Говорят, под порогом каждого дома живёт домашняя змея, и если ей на голову присобачить крестик, то никакие другие змеи в дом не вползут. Но я крестик ставить не стала, мне и другие змеи интересны.

– А ты её видела? Или это ты и есть? То есть ты себе не стала крестик на голову?

– Змея – существо тайное, она, может, и не хочет, чтобы я её видела. Ведь и гриб перестаёт расти, если на него посмотреть, что уж тут говорить о змее. И не хочу я её разыскивать, насильно на неё смотреть. Я просто знаю, что она есть, а покажется, когда она захочет, когда убедится, что я – хорошая. А я про неё потом что-нибудь напишу.


– Купил альбом Хокусая – с тем призраком. Теперь у нас свой призрак есть. У меня есть жилая комната, где я сплю, где книги и дверь на балкон, и нежилая, где совершенно ничего моего нет. Может быть, там и поселится японский призрак.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия