Читаем В месте здесь полностью

– А как морская змея спит? В нору в коралле залезет – утонет, она же не рыба. У поверхности сонной плавать – съедят. Вот кому плохо-то.


– Фотографии – это черновики памяти. Вряд ли они помогут, если ничего нет. Пока ещё есть твоё присутствие, которое возможно без опоры на какие-то посторонние предметы. Пока без испуга, просто немного неуютно, но это пройдёт. Меня спасают эти диалоги, потому что за ними – опасение, что всё может закончиться. Не хочу становиться правильной и хорошей, и только ждать. Я разучилась спать, потому что мои часы опять спешат, убегая за один час вперёд на десять минут. Или это они таким образом торопят время, чтобы ты быстрее приехал?

– Но если двадцать лет как минута, до меня и в одном и том же городе может быть очень долго. Что происходит при пересылке солнца туда-сюда? Прибавляется ли (как снежный ком), стирается ли (как железный сапог)?

И что делать нашей боли без нас,раковину жизнь оставив, куда идти,кто нарисует город на городской стене,выключит газ, скажет прости, повернется во сне.Чуть попозже слова был потоп.Всегда уходишь от того, что за спиной.Так перемалывает ветер искры костра,ждёт до утра, в свой выходной покидая лоб.

– А ты не знал раньше, с кем связываешься? И было бы тебе лучше, если бы всё было предсказуемо? Можно не отвечать. И так знаю, что нет. Не могу тебе пообещать, что совсем никогда не буду на тебя обижаться, но ведь ты и не просишь от меня такого обещания.


– А книг с изображением «змея отдельно» или «мышь отдельно» у них нет?

– Они как-то вообще змей и мышей не рисуют. Мышь просила ещё в первый приезд китайскую книжку с мышками – еле нашел. Искусство интересное, но очень уж замкнутое в традиции. Читал у одного японца, что в Японии стали ценить красоту осеннего леса, только прочитав Толстого-Тургенева и прочих – хотя и до этого в Японии лиственные леса имелись. Может быть, ты откроешь глаза китайцам на красоту змей и мышей?


– Ледоход проходит мимо города. Поэтому хорошо представить себе листопад и бродить по щиколотку в острых рассыпающихся ледяных иголочках. Так шуршит полярная змея, проползая внутри тонкого расколотого льда. Прохладно и мокро, хлюпает в ботинках. В воду сползают осторожные городские моржи. Не отвечая на любопытные вопросы, сосредоточенно уплывают за горизонт. Вернутся ли? Прозрачные кристаллы молчат, уводят к самой воде – обрывистой или песчаной. Чем ещё заменить осторожность уговаривающих губ. Держать льдинку с двух сторон, не прячась – соединение? отстранение? – такой сомнительный уговор. Когда растает – сама упадет, приближая прикосновение или определяя расстояние. Так тихонечко причастие превращается в глагол совершенного вида. Края сходятся, принимая в себя. Чтобы привычка не помешала, не подходи ближе, останься. Это входит в твоё понятие «предаваться»?

– Предотъездное состояние – модель смерти. Знаешь, что есть дела, которые уже нет смысла начинать. Хватаюсь то за статью об описании нелинейного демпфирования, то за стихи Эшбери и Каммингса в библиотеке. Каждая минута кажется потерянной, потому что, когда делаешь что-то одно, всё остальное, разумеется, стоит. Даже тошнит уже от чтения немного. Небольшие умственные усилия приводят в полуистерическое состояние. Не лучше ли в последние дни посмотреть по-человечески Дикинсон. Всё равно больше ничего не успею. Заняться приведением программы динамического моделирования в порядок? поздно уже. Хорошо, что человек не знает дату своей смерти – а то бы всё бросил.


– Давай я тебя пожалею? Приду вечером к тебе и пожалею, по голове поглажу и подую в нос? Можно? Я тихо-тихо, даже ваша охрана не увидит, как маленькое российское привидение, они и не поймут ничего.

– Но ты же не привидение – и черт их знает, какая тут охрана от привидений.

– Значит, не хочешь? И откуда ты знаешь, на что я могу оказаться способна? Даже я о тебе не всё знаю и не всё подозреваю. А от привидений не бывает никакой охраны, они ведь не вне, а внутри. От себя не спрячешься. Это только Хома спасался каким-то там магическим кругом, да и то не от привидения, а от ведьмы. Ну, впрочем, если ты уж так сильно боишься моего прихода, можешь вокруг своей обширной кровати посыпать магическим порошком из крыльев летучей мыши (или хотя бы куриц из китайского ботанического сада, да здесь бы и те неизвестные грибочки пригодились), лягушку в зоопарке возьмёшь, всё это высушишь, истолчёшь, добавишь крови девственницы (можно китайской) и зуб ядовитой змеи (попроси в их ресторане), и не забудь обязательно всё это полить соком арбуза, который сорван в полнолуние на горе Хух-Хото. Тогда я уж точно не приду, а если и приду, то плюну и уйду обратно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Стихи и поэзия / Поэзия