В то время я был еще слабо знаком с ними, но все же с интересом присматривался к этим созданиям, забывая о нестерпимом зное, палящих лучах солнца и раскаленной земле. Из множества кобылок мне хорошо запомнилась одна летунья.
Она была не такая, как все, всегда молчала, а потревоженная, легко взлетала вверх и, грациозно лавируя в воздухе, уносилась далеко от опасности. Часто особенность ее поведения казалось необычной. Срываясь с земли при моем приближении, она садилась на деревья, исчезая среди листвы.
Почему кобылки-летуньи садятся на деревья? — спрашивал я специалистов по прямокрылым.
— Не знаем! — отвечали мне. — Далеко не все в природе должно иметь причину и объяснение.
Отчего же летунья, как пишется в руководствах, обитает по берегам рек и озер? — допытывался я.
Тоже не знаем! Очевидно, такова историческая обусловленность ее к этой обстановке жизни.
В общем, маленькая кобылка-летунья не желала раскрывать свои секреты и вскоре забылась.
Зима 1969 года выдалась необыкновенно снежной, а лето дождливым. Я проезжал через Сюгатинскую равнину, повернул машину к урочищу Бартугой, но пробраться к любимому месту не смог. Здесь все преобразилось. Река, разлившись, понеслась по тугаям многочисленными протоками. Странно было видеть погруженные в воду тополя, ивовые и облепиховые рощицы. Осторожно ощупывая посохом дно, я бродил по колено в воде, пытаясь пробраться к домику егеря. Пройти глубже было опасно, так как сильное течение могло легко сбить с ног.
Домик егеря, окруженный водой, оказался пустым, его покинули. Выбираясь на сухие каменистые склоны берега, я неожиданно увидел мою старую знакомую — кобылку-летунью. Она беспечно взлетела с задетой мною ветки дерева, ловко спланировала над водой среди зарослей и снова угнездилась на дереве. Этот короткий перелет сразу открыл секрет жизни кобылки. Куда же делись остальные кобылки, которые скрипели в этих местах до паводка, верещали на все голоса, прыгали и разлетались во все стороны из-под ног? Их смыли бурные потоки, они погибли или расселились, как сумели. Одна только молчаливая и скромно окрашенная кобылка-летунья осталась верна приречным тугаям. Она все так же весела, энергична, потому что умеет спасаться на деревьях, пережидая губительные для других насекомых наводнения.
Через месяц я снова встретился с кобылкой-летуньей, но уже в тугаях реки Или. Недавно спал паводок, поднялись над водой косы, освободились заросли трав и кустарников. Среди деревьев кое-где остались маленькие озерки, и в них медленно погибали оказавшиеся в плену рыбки.
В тугаях встречались только кобылки-летуньи. Не было слышно стрекотания кобылок-хортиппусов и многих других. Потревоженные кобылки-летуньи вылетали из зарослей на широкие мелководные проточки и, не желая лететь через воду, заворачивали обратно к берегу. Иногда они свободно перелетали на другой берег. Прекрасные аэронавты, они оказались посредственными пловцами, в воде намокали, простирая вперед ноги, отчаянно гребли задними и средними ногами, но быстро уставали и, предаваясь отдыху, отдавали себя во власть течению. Они плавали так же, как и другие кобылки, не хуже и не лучше. К чему летуньям это искусство, если в наводнение они прекрасно летают между деревьями и находят на них приют.
Поэтому кобылки и живут возле ручьев, озер и рек и садятся на деревья. Они приспособились к унаследованному от предков образу жизни, хотя сильные и губительные паводки редки.
Это маленькое открытие секрета летуньи радует сердце. Таков путь изучения не только жизни животных, но и постепенного накопления знаний. И те, кто плохо знаком с наукой, ошибаются, полагая, что ученый — это тот, кто обязательно совершает большие открытия.
— Послушайте, Николай! — кричу я своему спутнику, стараясь пересилить шум лодочного мотора, — почему бы нам ни заехать на этот крошечный островок?
Островок лежит на нашем пути к биваку и расположен в полукилометре от берега. Мы основательно проголодались, на биваке, по-видимому, нас ожидает обед. Но работа есть работа!
Островок около тридцати метров в длину и восемь в ширину. Таких островков на Балхаше множество. Когда-то здесь была скала, но ветер и вода сделали свое дело, и сейчас от скалы остался лишь невысокий бугорок из мелкого серого гравия, да несколько больших камней.
Наше появление встревожило большую серебристую чайку, и она, прекрасная, в снежно-белом одеянии на фоне темно-синего неба, с громкими негодующими криками стала носиться над нашей лодкой.