Тогда, окрыленный успехом, подсовываю другим кобылкам комариков. Да, они очень любят плотоядную пищу, уплетают ее за милую душу. Одна съела четырех комариков, другая — целый десяток, третья, обжора, умяла ровно двадцать штук. Едва успеваю подсовывать еду этой кобылке, и она, расправившись с очередной порцией, поворачивается во все стороны, помахивает коротенькими усиками, как бы спрашивая: «Где же запропастился мой обед?».
Эта кобылка оказалась рекордсменкой. Другие довольствовались десятком комариков, маленьким личинкам было достаточно двух-трех, чтобы насытиться, а рекордсменка умяла несколько десятков.
Поведение кобылок не было стандартным и изобиловало вариациями. Некоторые относились с предубеждением к первому комарику, затем, разобравшись в чем дело, принимались за еду так рьяно, что слышалось легкое похрустывание челюстей. Другие, будто опытные гурманы, тотчас же набрасывались на угощение. Кое-кто в испуге отскакивал в сторону, если комарик еще подавал признаки жизни, трепыхал крыльями и размахивал ножками. У других же от этого аппетит разыгрывался еще сильнее. И различали кобылки свою необычную еду по-разному: близорукие, вернее сказать «близколапые», опознавали подсунутого комарика только у самой головы, тогда как опытные и дальнозоркие замечали добычу почти за пять сантиметров. Стандарта в их поведении не существовало.
Кобылки-прусы вообще отъявленные обжоры, поэтому не случайно иногда появляются в огромных количествах, повреждая растения, в том числе и возделываемые человеком.
Как же относятся к столь необычной еде другие виды кобылок? Краснокрылые кобылки сфингонотусы также с охотой принимались свежевать добычу. И другие кобылки-пустынницы не отказывались отведать еду хищников. Но самыми отъявленными плотоядными все же остались многочисленные прусы. Не спеша, но деловито они собрались возле меня большой группой, будто к обеденному столу, и уж потчевать их пришлось с большой поспешностью, вываливая из сачка добычу целыми кучками.
В общем, все кобылки не отказались по-разнообразить меню вегетарианцев плотоядной пищей, все с удовольствием ели комариков-звонцов. А почему бы и нет? На земле всюду валялись трупики комариков, и стоило ли попусту пропадать добру!
Наловчившись кормить кобылок, одной из них на прощание я преподнес муху. Она тоже пошла в дело и, перемолотая, исчезла в желудке. Потом, прежде чем уехать с полуострова Байгабыл, я фотографирую паучков, выбрав куст гребенщика, сильно обвитый паутиной и облепленный комариками. На этом кусте я застал трех прусов. Они прилежно и не спеша лакомились комариками, попавшими в паутину, и, судя по всему, занимались этим промыслом издавна и с большим успехом. Вот как! Я привлекаю к участию в эксперименте спутника моей экспедиции энтомолога З. Федотову. Она посвятила всю свою жизнь галлицам и сейчас с тем же успехом накормила кобылок комариками, не проявив особенного удивления. Видимо, всякому свое!
Когда я, приехав в город, рассказал о хищнических наклонностях кобылок одному энтомологу, он решительно заявил:
— Не могу этому поверить. В ваши эксперименты, коллега, вкралась какая-то ошибка!
— Почему же ошибка, — стал возражать я, — посмотрели бы вы своими глазами, с какой охотой кобылки едят звонцов.
— Нет, тут не обошлось без какой-то каверзы, — упрямо бубнил энтомолог. — Необходимы еще дополнительные наблюдения, точные факты, контрольные подсчеты, чтобы исключить субъективизм исследователя. Не могут так себя вести растительноядные насекомые. Не может такого быть!
Так мы и расстались, оставив друг друга в недоумении.
Говорят, что факты — упрямая вещь. Но как убеждать людей, которые упрямее фактов?
Случилось неожиданное: камень на скале держался непрочно, прыжок оказался неудачным, нога потеряла опору, и я упал, растянув сухожилия голеностопного сустава. Кое-как добрался до бивака. Теперь не менее трех дней придется валяться на спальном мешке под навесом из тента. Хорошо, что вокруг заросли диких яблонь, урюка, высоких трав, да рядом журчащий ручей. Плывут мимо ущелья белые облака, солнце греет, и трава источает аромат.
Утром все собираются в поход, вооружившись морилками, сачками, фотоаппаратами, а мне — лежать, терять время попусту. Впрочем, зачем терять время? Всюду насекомые, прежде всего, рядом кобылки распевают на все лады. Чуть в отдалении на деревьях без умолку трещат зеленые кузнечики-теттигонии, а к вечеру на солнечном склоне ущелья заводят хор звонкоголосые сверчки-трубачики.