По ивам ползали красноголовые прибрежные муравьи Formica subpilosa. На голых валах одинокие деревья служили им единственной плантацией, на них содержались тли, и добывалась скудная пожива. Я перебрался через валы, но едва ступил на коренную землю острова, как из сухой и реденькой травы во все стороны поползли, поскакали, полетели кобылки и кузнечики, сверкая разноцветными крыльями. Их здесь было множество. В спешке бежали от меня небольшие богомолы. Прыгающей братии было так много, что, невольно следя за нею, я забыл обо всем окружающем. Кузнечики как будто принадлежали к одному виду, их самочки были серые, бледнокрылые, с коротенькими, черными и острыми, как кинжалы, кривыми яйцекладами. Кобылок при беглом просмотре можно было насчитать более десятка видов. Были тут и прусы, и атбасарка, и разные хортиппусы, и коренастые тметисы, и различные сфингонотусы. Нигде по берегам озера я не видел такого изобилия этих насекомых, как на этом острове.
Жизнь кобылок не была безмятежной. За ними, оказывается, беспрерывно охотились крачки и чайки и, набив свой желудок, предавались блаженному отдыху на косах.
За кобылками охотились не только чайки. Всюду в понижениях виднелись крупные и круглые норки тарантулов. В темноте жилищ поблескивали глазами сами хозяева, отменного размера пауки. Среди низеньких кустиков боялыша над землей на нескольких неряшливых паутинках сидели другие большие пауки Argiopa lobata. Обычно, этот хищник плетет большую и изящную круговую сеть. Здесь ему негде проявить свое искусство, нет тут ни высоких трав, ни крупных кустарников, за которые можно укрепить ловушку. Да и к чему она при таком изобилии добычи? Небольшие сети достаточны, всюду на них висели кобылки, опутанные белым саваном из паутинной пряжи. Многие кормились кобылками, не будь их, остров был бы пуст. На острове не паслись домашние животные, трава оставалась нетронутой, и поэтому, несмотря на обилие поедателей насекомых, на нем процветали кобылки и кузнечики.
Среди каменистых светло-желтых холмов, будто изумруд, в золотой оправе сверкает зелеными тростниками и голубой водой небольшое озеро. Оно живет, ему не угрожает ни жара, ни сушь, так как маленькая проточка соединяет его с Балхашом. На озере несколько лысух. Они настороженно рассматривают меня. Видна хатка ондатры. Ловят рыбу несколько крачек. Из зарослей рогоза поднимается с какой-то добычей канюк.
Завидев меня, крачки поднимают тревогу. На берегу среди скал находится их небольшая колония. А на канюка не обращают никакого внимания. Хищник их не трогает, с соседями полагается поддерживать хорошие отношения. Где-то здесь в скалах находится и его гнездо.
Возле озера с одной стороны полумесяцем протянулся низкий бережок. Снаружи он в сочных зеленых травах и солянках, а изнутри на нем проглядывает трава вперемежку с тростником. Полумесяц низкого бережка длиной не более двухсот метров. Из зеленой травы быстро вылетает большое насекомое и, пролетев метров двадцать, садится на землю. Оно очень осторожное. Но с каждым разом, взлетая и садясь, все ближе подпускает к себе. Вскоре я узнаю в незнакомке азиатскую саранчу. Ярко-зеленая, она очень красивая. Особенно красива и оригинальна голова с двумя синими полосами и прозрачными коричневыми глазами. В былые годы азиатская саранча размножалась во множестве и, собираясь в стаи, перелетала с места на место, пожирая на своем пути растительность. В древние времена из-за ее нашествий на поля народ жестоко страдал от голода. С ней теперь научились бороться, и о ее былой славе можно разве только прочесть в старых научных трактатах.
Случайно захожу на внутреннюю сторону низкого бережка и спугиваю не зеленую, а серо-желтую саранчу. Гоняюсь за ней и вижу, что она настойчиво держится своего участка, не желает перелетать на зеленый бережок, где станет более заметной.
Всего здесь на низком бережку не более двух десятков этих крупных кобылок, но каждая приобрела окраску фона, на котором выросла, и не желает перелетать в обстановку необычную. Из-за привязанности к определенному месту своей территории кобылки и приобрели соответствующую фону обстановки жизни окраску. И в этом сказывается преимущество привязанности к своему «дому», о которой мне удалось узнать давно на других кобылках.
Когда-то здесь много тысяч лет назад, в тяжелый для растений и животных засушливый период земли, ветер перевевал чистый песок. В одном месте наносил высокие округлые холмы, в другом — выдувал глубокие и округлые, как чаша, впадины. Потом климат пустыни изменился, стали перепадать дожди, песками постепенно завладели растения. Теперь пески, как море с застывшими волнами, покрыты зеленым ковром, под которым поверхность почвы густо пронизана тонкими крепкими корешками. О том, что под тонким слоем слегка потемневшей почвы находится слежавшийся песок, можно только догадаться по овражкам да по автомобильной дороге.