В моих глазах – твоя погибель!

Сияние, покрывшее почти полнеба, собиралось в одну точку, из которой ударил невыносимо яркий луч, коснувшийся глади волн почти на горизонте. В том месте, где соприкоснулись упавший свет и волна, образовалась словно бы сферическая линза, в которой, как в увеличительном стекле, возникло очертание черной плавучей посудины. А там, откуда падал этот луч, на миг возникло женское лицо, отчетливо различимое до самых мельчайших подробностей, от цвета зеленых глаз до родинки в углу рта.

Миг – и все погасло, в небе воцарилось прежнее светлое спокойствие, а море на горизонте заиграло множеством радужных огней.

Капитан огляделся. Судя по выражению лиц тех, кто находился рядом, они тоже всё видели.

Немного утихомирив разошедшееся сердце, Дерринджер отдал приказ поднять в воздух разведывательный самолет.

Спустя некоторое время пилот доложил, что видит полуразбитую баржу, на которой находятся люди. И это русская баржа!

Самолет сбросил на воду сигнальные ракеты, пометил район. Вслед за ним капитан отправил два «Ирокеза». Они спустились так низко над баржей, что вращение их лопастей сбило с ног четверых изможденных людей, поддерживающих друг друга…

– На самом деле всё это можно объяснить с научной точки зрения, – глухо, словно сквозь пелену, звучал голос Макса Геллера. – Преломление лучей, да мало ли что! Вот только лицо этой женщины… понимаешь, все они описывают ее одинаково. Зеленые глаза, эта родинка… Не могли же они сговориться – все на «Кирсардже»?! Впрочем, в эту чушь мало кто верит.

Вальтер сидел как оглушенный.

– Интересная реакция, – ухмыльнулся Геллер. – Похоже, ты мне веришь?

Вальтер только кивнул. Говорить он не мог: сердце бешено колотилось, болезненные спазмы сдавливали горло.

Прошлое всплыло в памяти. Далекое прошлое!

Москва, предвоенное лето 1914 года. Вальтер, его двоюродный брат Готлиб со своей невестой Машей и ее племянником по прозвищу Гроза идут в зоосад. Они только что расстались с хиромантом, который произвел на них такое сильное и такое тяжелое впечатление.

– Вообще хиромантия – ерунда, – пренебрежительно говорит Вальтер. – Мой отец ее изучает, но не очень в нее верит. Он верит только в гипноз.

– А это что еще такое? – удивляется Гроза.

– Гипноз, – важно отвечает Вальтер, – это такая штука, с помощью которой человека можно загипнотизировать.

– Чего?! – переспрашивает Гроза.

– Загипнотизировать – это значит посмотреть на человека, усыпить его и заставить что-то сделать, – снисходительно объясняет Вальтер. – Не говоря ни слова, понимаешь?

– Нет, – растерянно мотает головой Гроза. – А ну, покажь!

Вальтер хмурится и принимается сверлить Грозу напряженным взглядом своих черных глаз, беззвучно шевеля губами.

– Да не слышу я ничего, ты погромче скажи! – восклицает наконец Гроза.

– Я вообще ничего не должен говорить! – злится Вальтер. – Я должен усыпить тебя взглядом и отдать приказ!

– Как же ты меня усыпишь, если мне спать неохота? – удивляется Гроза.

– Так положено, – разводит руками Вальтер.

– Ну ладно, усыпляй и приказывай! – соглашается Гроза.

Снова нахмуренные брови, снова сверлящий взгляд…

Снова неудача.

– Ты для гипноза не пригоден! – заявляет Вальтер.

– А давай-ка я теперь попробую! – решается Гроза.

– У тебя не получится, – презрительно бросает Вальтер.

– Это еще почему?!

– У тебя глаза серые, а все гипнотизеры – черноглазые, – начинает было Вальтер, но испуганно умолкает: навстречу валит толпа народу с криками:

– Медведица сбежала! Спасайтесь, православные!

И ребята вдруг видят, что навстречу мчится большая медведица. Она испускает такой разъяренный рык, что людей словно ветром раздувает по сторонам, а перед ней остается только Готлиб с Машей да прижавшиеся к ним мальчики.

Вальтер бросается вперед и с криком:

– Я ее загипнотизирую! – таращится на медведицу.

Какой-то миг мальчик и зверь сверлят друг друга глазами, потом медведица встает на задние лапы и идет на Вальтера, тихо, сдавленно, ненавидяще рыча.

И в это мгновение Гроза выходит вперед и идет на зверя – бледный, совершенно спокойный, глядя на медведицу своими серыми глазами так, словно смотрел сквозь нее.

Медведица бросается бежать, зажимая лапами обожженную морду…

Тогда Вальтер первый раз увидел, как Гроза «бросил огонь». Потом ему приходилось видеть такое несколько раз. Но он не мог забыть того потрясающего восторга и какой-то почти взрывчатой смеси зависти и гордости, которые испытал тогда. Зависти – потому что он так не мог. Гордости – за то, что кто-то смог так.

Вот и сейчас он испытывал нечто подобное.

Зависть – потому что он так не мог. Гордость – потому что кто-то смог так, и это была дочь Грозы.

Еще никогда в жизни Вальтер до такой степени не жалел о том, что ему не удалось увидеть ее.

Удастся ли в будущем?..

И вдруг остро, мучительно остро почувствовал: нет!

Потому что жизнь коротка. Потому что жизнь слишком коротка…

Хабаровск, 1960 год