В моих глазах – твоя погибель!

Дорогу на Казачку Ромашов нашел просто. Да и там не блуждал. Толпа народа стояла около забора, окружавшего довольно большой участок. Два бульдозера, работяги в телогрейках, какие-то типы в пыжиковых шапках и тяжелых пальто, снег кругом разворочен, испятнан землей. Тут же толпятся китайцы и русские, судя по всему, жители здешних мест.

Ромашов послонялся в толпе, прислушался к ругани и понял, что это как раз то, о чем его предупреждала Алевтина: старые частные домишки здесь сносили, чтобы освободить место для новых – одинаковых желтых бараков, которые уже были натыканы у самого подножия Казачки. На берегу Амура – Ромашов обратил внимание – выстроили громадный и очень помпезный стадион. Понятно, что окружать его должны были приличные здания, а не какие-то там халабуды, окруженные огородами, утыканным сухим будыльем.

В эту минуту к забору подошла немолодая, но очень красивая китаянка с тщательно раскрашенным фарфоровым лицом и гладкими черными волосами. Маленького роста, очень изящная, в черном переливчатом платье с очень длинными рукавами, прикрывающими даже кончики пальцев, она осторожно, чтобы не поскользнуться, переставляла крошечные ножки, обутые в расшитые кожаные сапожки, и напоминала куколку, которая научилась двигаться и говорить. И голос ее был странен: то мелодичный, словно пение скрипки, то резкий, словно испуганный птичий крик.

При виде ее шум прекратился словно по волшебству.

– Не надо кричать, – сказала она, обводя собравшихся взглядом.

В тот миг, когда ее глаза встретились в глазами Ромашова, он почувствовал, что его словно бы огненными стрелами пронзило. Одна вошла в мозг, другая в сердце. Его затрясло, и он явственно увидел белые накаленные искры, которые так и мельтешат вокруг. Казалось странным, что этого никто не видит… но она, конечно, увидела!

Кремень ударился о кресало. Ромашов не ошибся.

В тот краткий миг, пока они смотрели в глаза друг другу, Ромашову стало страшно – так велика была сила этой женщины. Справится ли он с ней? Не уйти ли ему прочь, пока не поздно, не поискать ли кого-то другого для того, чтобы напитаться новой жизнью?

Но вот она отвела взгляд, и стало легче. Она сдалась! Значит, Ромашов справится с ней. Тигр расправлял и втягивал когти в предвкушении добычи. Но ему пришлось подождать – слишком много людей кругом!

– Не надо кричать, – повторила китаянка. – Приходите завтра. Завтра вы сможете делать всё, что угодно.

Она повернулась и, так же осторожно ступая, вернулась в дом.

Люди переговаривались удивленно:

– Она что, съедет отсюда к завтрашнему дню?

– Что она имела в виду?

– Врет, наверное. Я давно говорил, что надо сюда с милицией приходить!

Ромашов ждал, физически осознавая, что означает выражение «сжигаемый нетерпением». Его буквально скручивали болезненные судороги! Насилу он дождался, пока народ разошелся, и рванул калитку, заспешил по дорожке к крыльцу. Не успел подняться, как дверь открылась. На пороге стояла девушка лет восемнадцати-двадцати с длинной светлой косой, явно русская, но одетая в темные брючки и рубаху.

– Госпожа ждет вас, – сказала она, опасливо поглядывая на Ромашова. – Вам угодно погадать?

Ага, наверное, это та самая служанка китаянки, о которой говорила Алевтина. Та девушка, которая приходит иногда к Тамаре и мечтает о возращении сына Грозы…

Тонька, сказала Алевтина.

Ромашов невольно загляделся на нее – уже очень хороша она была этой своей спокойной русской красотой. Остро почувствовал, что ее убивать не хочется, но, наверное, придется. Наверное, его дочери Люсьене столько же лет…

Впрочем, эта мысль только скользнула по краю сознания, не задержавшись, и он, пройдя вслед через узкий темный коридор, вступил в просторную, жарко натопленную комнату, где в воздухе витал ароматный дымок.

Это была необычайно уютная и в то же время странная комната, увешанная шелковыми картинами с изображением драконов, уставленная ширмочками, расписанными громадными разноцветными хризантемами. Ромашов поискал хотя бы одного тигра, но не нашел. Сплошь драконы да цветы!

Впрочем, он пришел сюда не за тем, чтобы рассматривать китайские картинки. Нетерпение продолжало грызть его, однако он снова сдержал себя, уставившись на китаянку, которая сидела за столиком, покрытым черным шелком, расшитым белыми хризантемами и золотыми драконами. На нем стояли красные свечи, а рядом, на шелковой зеленой подушечке, кучкой лежали аккуратно нарезанные вощеные бумажки. Китаянка сидела неподвижно, положив перед собой руки, скрывавшиеся в слишком длинных рукавах.

– Прошу вас подождать немного, – проговорила она. Голос ее звучал немелодично, даже скрипуче, и Ромашов заметил, что девушка встревоженно на нее поглядела.

Эта девушка была из тех, кого сородичи Ромашова, лопари, называли «курас», то есть пустой. Она не обладала никакими особенными способностями, и если сейчас встревожилась, то не потому, что учуяла опасность, исходящую от Ромашова, а потому, что ее испугало явное волнение китаянки.

– Дитя мое, – сказала китаянка, – ты собиралась сегодня навестить свою матушку? Я хочу, чтобы ты пошла сейчас. Прямо сейчас.