В их части регулярно проходят политинформации, солдаты знают, что Америка готовится к войне. Советская страна окружена базами НАТО с запада, юга, востока. В Америке уже намечается день, когда шестьдесят крупнейших городов Советского Союза будут обращены в ядерный пепел. Страстное желание президента Дуайта Эйзенхауэра покончить с ненавистной страной не дает ему покоя. У русских есть атомное оружие, но нет стратегических бомбардировщиков, способных донести его до Америки. А в США количество таких бомбардировщиков достигло 1350 единиц. «Мы устроим на месте СССР одну гигантскую Хиросиму!» – вот заветная мечта американского президента, который во что бы то ни стало намерен превзойти даже своего предшественника Гарри Трумэна. Однако русские внезапно для всего мира запускают межконтинентальную баллистическую ракету, которая выводит на околоземную орбиту первый искусственный спутник Земли. Теперь уязвимой для ядерного удара оказывается любая точка планеты, в том числе и США. СССР становится равноправным партнером! И для закрепления успеха советское правительство хочет продемонстрировать миру испытания такой же межконтинентальной баллистической ракеты. Волею судьбы для этого намечен тот самый «Курильский квадрат», где мечется по волнам потерявшая управление баржа с четырьмя солдатами…
Солдаты ужасаются, прочитав эту статью. Лучше бы им этого не знать, думают они. Но нет – ту же приходит понимание, что это подсказка: страшная, трудная, но необходимая. На скорую помощь надеяться нечего. Значит, тот скудный запас еды, который у них остался, нужно разделить так, чтобы хватило на месяц, а то и больше.
Они будут есть одну картофелину в два дня: варить из нее суп из морской воды – и пить по четверти бритвенного стаканчика ржавой воды, которую удается накачать в машинном отделении.
Потом, когда кончится картошка, они начнут варить суп из своих кожаных сапог, из мехов гармошки, из ремней и ремешка часов… они будут есть мыло и зубной порошок.
Они пытались ловить рыбу, не зная, что никакой живности в тех местах не водилось из-за мощного океанского течения, которое японцы называют «течением смерти». Туда заходили только акулы.
Да и сил на рыбалку уже не оставалось…
Месяц, назначенный для испытаний баллистической ракеты, уже прошел. Прошло и полтора месяца! Однако прихотливостью морских течений их, словно нарочно, отводило от судоходных путей!
Два дня назад солдаты наконец увидели на горизонте корабль. Из последних сил зажгли солярку, но их факелов не заметили. Вот и сегодня тоже прошло вдали судно. Однако и на сей раз баржа осталась незамеченной.
Видимо, море не хочет отдавать тех, кто изначально был предназначен ему в жертву…
У этих четверых уже почти не остается сил на жизнь. Они уже понимают, что смерть стоит рядом и смотрит в глаза, а потому решают: кто останется последним, пусть запишет на стенке каюты их имена. Может быть, когда-нибудь баржу найдут и узнают об их судьбе.
Женя поняла: последние всплески их отчаяния и жажды жизни, их мечты о спасении, молчаливые крики о помощи, устремленные в никуда, обращенные ни к кому или, может быть, к Богу, оказались настолько сильны, что пронзили пространство и достигли ее сознания.
Почему? Как это произошло?! Она не знала.
Давно, еще когда Морозовы жили на Базе КАФ, произошел случай, который тогда показался чем-то обычным, а теперь вспомнился… Мальчишки – и Саша в их числе – гоняли мяч во дворе, а Женя смотрела, как они играют. Просилась, чтобы приняли и ее, но футболисты не принимали, дружно гнали прочь.
В конце концов Женя обиделась и ушла домой.
В их квартире было тихо. Тамара спала в своей комнате: она вообще любила поспать днем, – а на кухне горел не выключенный примус. Рядом стояла кастрюля с супом. То есть Тамара его сварила, сняла, а примус выключить забыла. Женя вошла в кухню – и увидела, как в окно влетает мяч и летит к примусу.
Прыгнув с места вперед, каким-то немыслимым образом она успела его поймать – и замерла, представив, что произошло бы, если бы она не обиделась на мальчишек, не вернулась домой и не вошла в кухню.
Примус был полон керосина. Вспыхнул бы пожар, от которого их старый барак мигом занялся бы!
Долго еще потом Женя буквально видела этот замедленный – как тогда казалось! – полет мяча через кухню…
Возможно, нечто подобное произошло и сейчас. Конечно, мяч был материален, а мысль эфемерна, однако разве не мог последний всплеск надежды умирающих солдат, умноженный на отчаяние, обрести такую же силу проникновения через пространство, с какой его одолела бы некая материальная масса, умноженная на ускорение?
Женя буквально видела движение этой смеси отчаяния и надежды через пространство, как видела движение мяча!