В моих руках. Захватывающие истории хирурга-онколога и его пациентов, борющихся с раком

Этот спортсмен оказался одним из самых энергичных и позитивных людей, с которыми мне доводилось встречаться. Наша первая беседа длилась около получаса, и я провел полный медицинский осмотр пациента. Я просмотрел все снимки: его метастаз в печени уменьшился с 8 до 5 см в диаметре. Это значит, что химиотерапия оказалась эффективна. Многочисленные исследования показывают, что в такой ситуации, как правило, показатели выживаемости после хирургической и другой противоопухолевой терапии оказываются выше. Но, как я уже сказал, это всего лишь статистика. Нам не дано знать, что произойдет с тем или иным пациентом. Борец сказал, что готов к операции. Он попросил «вытащить этого дьявола из него» как можно быстрее. На следующей неделе я провел диагностическую лапаротомию.

Хирурги привыкли пользоваться всеми своими органами чувств. После осмотра зоны вмешательства мы всегда хотим ее пощупать. Я пропальпировал лимфатические узлы пациента, которые располагались рядом с печенью. Некоторые были твердыми, как маленькие камушки, но не увеличенными. Я удалил их, а затем выполнил стандартную правую гепатэктомию. В ходе визуальной и тактильной проверки оставшихся структур брюшной полости признаков других метастазов обнаружено не было.

Мой пациент ходил по коридорам хирургического отделения всю ночь после операции. Медсестры сказали мне, что устали, просто наблюдая за ним. Он был неутомим. У больного на лице сохранялась широчайшая улыбка, и он по-прежнему приветствовал всех сокрушительным рукопожатием. Пациент покинул больницу через 4 дня после операции, заявив: «Все системы работают, мне пора».

Увидимся!

На следующей неделе он вернулся на запланированный визит, и мы вместе рассмотрели результаты операции. Я объяснил, что, помимо клинически выявленного метастаза, морфолог обнаружил три дополнительных новообразования размером от 2 до 3 мм рядом с ним. Ни одна из этих опухолей не приближалась к краю отсечения. Мы получили отрицательный хирургический край. Тем не менее в трех из двенадцати удаленных лимфатических узлов тоже содержались комплексы рака.

Больной пришел в замешательство и спросил, есть ли еще шанс вылечиться. Этот вопрос я слышу каждую неделю от многих пациентов. Я ответил, что мелкие опухоли в печени и метастазы в лимфатических узлах свидетельствуют о том, что у него в организме могут быть и другие микроскопические скопления раковых клеток, ждущие своего часа. Другими словами, его шансы на долгосрочную безрецидивную выживаемость значительно снизились, но не исчезли. Я уверил спортсмена, что планирую внимательно следить за ним и помогать в любой ситуации. Он подарил мне широкую улыбку, а затем моя правая рука и ребра опять пострадали от рукопожатия и крепких объятий.

Пациент вернулся домой и поговорил со своим врачом-онкологом. Они решили продлить курс химиотерапии еще на 6 месяцев. По его окончании борец вернулся ко мне в клинику. Все анализы крови и снимки были в норме.

Я не был уверен, что моя правая рука или ребра переживут этого спортсмена.

К сожалению, мой оптимизм длился недолго. Через полгода у больного повысился онкомаркер колоректального рака – карциноэмбриональный антиген (КЭА). Когда я увидел результаты лабораторных исследований, сразу же просмотрел все снимки и тихо ругнулся. У пациента появилось четыре новых метастаза в гипертрофированной левой доле печени, а также, по меньшей мере, дюжина небольших метастазов в обоих легких.

Я вошел в смотровой кабинет, чтобы сообщить спортсмену не очень хорошие новости. Он сразу их прочел на моем лице. Прежде чем я успел что-то сказать, он встал, обнял меня и, к моему изумлению, произнес: «Мы победим эту дрянь!» Я заверил его, что мы будем бороться вместе. Больной выслушал информацию, тихо кивая и время от времени требуя более подробных разъяснений. Наконец, пациент спросил: «Хорошо, каков наш следующий шаг?» Я связался с коллегами-онкологами, и мы разработали новую медикаментозную схему, которая должна была помочь при таком быстром рецидиве.

Через 3 месяца во время очередного визита спортсмен задал вопрос, который мне часто приходится слышать от пациентов. Больной хотел знать, как долго он проживет. Этот мужчина был мотивированным, проницательным, интеллигентным человеком. Он просмотрел научные статьи о результатах химиотерапии и новых методах лечения колоректального рака IV стадии. Борец отметил, что средняя выживаемость больных после его химиотерапевтических препаратов колебалась от 18 до 24 месяцев. Я подтвердил, что это актуальные статистические данные, но не существует никакого способа предсказать, сколько проживет конкретный человек. Он засмеялся, бросил статьи и сказал: «Это действительно не про меня!»