В моих руках. Захватывающие истории хирурга-онколога и его пациентов, борющихся с раком

Эта больная была тихой, интеллигентной и даже в чем-то чопорной женщиной. При первой нашей встрече ее сопровождали муж и три взрослые дочери. Они прибыли из маленького городка в восточном Техасе, и на все мои вопросы я чаще всего слышал «да, сэр» или «нет, сэр». Муж пациентки служил дьяконом в местной баптистской церкви, а его жена и дочери были учительницами в воскресной школе. После того, как дети моей больной выросли и покинули дом, она стала еще и секретарем в этой церкви. До постановки диагноза «эпителиоидная гемангиоэндотелиома» пациентка считала себя практически здоровой. Из симптомов у нее была только умеренная артериальная гипертензия, которая хорошо контролировалась одним подобранным препаратом. Леди активно занималась церковной и общественной деятельностью и гордилась своими детьми и внуками. Больная сообщила, что ее не волнует предстоящая операция, ведь она знает, что все будет хорошо.

Эту семью смело можно назвать образцом для подражания.

Через пару недель я провел этой женщине простую операцию по удалению левой доли печени вместе с опухолью. Вмешательство длилось около часа. Это была рутинная, ничем не примечательная и несложная операция, и пациентка хорошо ее перенесла. Кровопотеря была минимальной, и переливание не понадобилось. Я вышел к семье и сообщил, что операция прошла успешно, больная в стабильном состоянии и отдыхает в палате пробуждения. Они попросили ее увидеть, и я сообщил, что это будет возможно где-то через час. К тому времени пациентка как раз должна была проснуться. Судьба иногда вмешивается в наши четкие планы. По стечению обстоятельств, в тот день у меня на дежурстве был резидент, который родился и вырос в районе Бруклина в Нью-Йорке. Мы пошли проверить пациентку и в тот же момент ее муж и три дочери прибыли в палату пробуждения. Прежде чем я успел вымолвить хотя б словечко, дьякон схватил жену за руку и с беспокойством поинтересовался: «Как ты, дорогая?»

Из ее рта вырвалась череда оскорблений, проклятий, слов, запрещенных для использования в эфире, и открытых вопросов о моем происхождении. Ее муж отпрянул на несколько шагов и схватился за сердце, спросив при этом: «Дорогая, ты в порядке?» Нецензурная лексика, которая подавлялась мозгом почти 70 лет, снова полилась из этой респектабельной леди. Одной из ее дочерей удалось вставить: «Мама?» Ругательств становилось все больше. Существительные, глаголы, прилагательные и наречия. Четыре удивленные пары глаз уставились на меня. Дьякон спросил: «Это нормально?»

Нет, не совсем. Но такое случается.

В состоянии шока одна из дочерей даже предположила, что это не ее матушка.

В этот момент мой коллега, очевидно, охваченный всеобщим безумием, пробормотал: «О, это не матушка, а какая-то Матершинница!» После нескольких минут звенящей тишины все три дочери пациентки одновременно захохотали. Громко, обхватив живот и со слезами на глазах.

Резидент смущенно произнес: «Извините за комментарий», что только усилило смех. Я еле-еле сдерживался, боясь, что у дьякона (он все еще держался за сердце) прямо в палате пробуждения случится полноценный инфаркт миокарда.

Не навреди – одна из главных заповедей врача.

Во время нашей бурной беседы пациентка снова погрузилась в сон. Глядя на свою жену с недоверием, дьякон покачал головой и выдавил из себя слабую улыбку. Совершенно недовольный тем, что ему только что пришлось услышать, он попросил присесть на пару минут. Я вывел всех из палаты пробуждения и объяснил, что анестетики и обезболивающие препараты иногда могут вызвать необычное поведение у пациентов после операции. Я признался, что мне никогда не доводилось слышать ничего похожего, но заверил их, что этот эффект краткосрочный. Одна из дочерей отвела меня в сторону и произнесла: «Я и не думала, что мама знает все эти слова!»

Я тихо вернулся в палату пробуждения и посмотрел на спящую пациентку. Я надеялся, что окажусь прав, и извержения ненормативной лексики не повторятся. Проходящая медсестра просто сказала: «Ух ты!»

Ух ты!

На следующее утро мы с коллегой навестили пациентку в больничной палате. Ее муж и три дочери уже ждали нас. И снова, прежде чем я успел что-то сказать, одна из дочерей попросила: «Скажите ей. Озвучьте, что она говорила вчера».

Больная посмотрела на меня умоляюще: «Пожалуйста, скажите, что я не произнесла ничего грубого или неуместного?»

К сожалению, мэм, я не могу этого сделать. Понятно, что муж и дочери больной оповестили ее о глубине познаний в области ненормативной лексики. Я не вдавался в подробности, но подтвердил, что после некоторых слов меня бы в детстве заставили прополоскать рот с мылом. Пациентка густо покраснела и извинилась перед семьей, моим коллегой и мной. Ее дочери и муж (теперь полностью расслабленный) начали смеяться, и одна из дочерей указала на моего резидента: «У него есть имя для тебя, мама. Матершинница». Теперь смеялись все.

Ну ладно, не все. Моя пациентка в ужасе продолжала извиняться.