Прошли те времена. По полгода и более не появляется наш военно-морской флаг в Средиземноморье, штурмана ведут прокладку только на картах. Вернемся ли?...
Этот поход на эскадренном миноносце ЧФ «N-вый» был в моей жизни этапным событием, серьезно меня закалил, переколбасил и утрамбовал как личность. Сказал бы иначе — да не могу. За эту БС один старлей попытался с ума свихнуться, и ему это удалось, а один матрос — повеситься, но — неудачно: его на этот раз спасли. Другим тоже есть что вспомнить. Стоит ли? Я, пожалуй, когда-нибудь расскажу подробно об этом походе, но пока морально не готов к процедуре последовательного извлечения из памяти событий и сопровождавших их эмоций. Не прошло еще и тридцати лет. Скажу сейчас только, что мы вернулись не через два, а через восемь месяцев, пришвартовались у Минки и находились в состоянии типа: «Неужели здесь ничего не изменилось? Неужели это мы здесь?»
Как я узнал, мой крейсер уже прибыл в главную базу ЧФ в ходе заводских, медленно переходящих в государственные испытания и торчал на внешнем рейде. Не составило большого труда найти буксир, который по два раза в день курсировал к крейсеру, подвозя аппаратуру, рабочих, моряков и членов комиссий. Не теряя зря времени, я отправился туда в надежде на хорошие вести. Дело в том, что прошло уже больше месяца, как истек срок присвоения мне очередного звания — старлей. Еще с БС я инициировал пару похвальных радиограмм с намеками о том, что надо бы все бумаги отправить своевременно куда положено. Я полагал, что все уже решено и даже проковырял в погонах пару отверстий под звездочки. Поймав на палубе крейсера начальника РТС, я несколько минут объяснял ему кто я, откуда взялся и что мне требуется. Ответ меня разочаровал. Обо мне давно забыли и никому нет до меня и моего звания дела. И РТС пожаловался мне на многочисленные «фитили», полученные им лично и всеми офицерами, и категорически отказался принимать в свое подчинение блудного сына без указания старпома. Командир, по-прежнему, хронически отсутствовал.
Я отыскал по громкой матерщине старпома и внаглую накатил на него, спекулируя своими, якобы, необычайными заслугами перед Родиной на дальних рубежах смертельного противостояния с империализмом. Старпом устало огрызнулся, пообещал мне «губу», но потом, вникнув в проблему, приказал самому срочно нарисовать на себя представление, подмахнуть у мелких начальников, у него самого, у замполита и живо тащить на горку в штаб. В старпоме, похоже, проснулось что-то человеческое, возможно, он готовился стать командиром. Печатая одним пальцем на машинке, я передрал стандартный текст представления на звание, добавив несколько намеков на свои загадочные заслуги на БС. Все подписали не читая, кроме замполита. Тот долго меня расспрашивал о семье, походе, моем отношении к какому-то БАМу. Замполита живо интересовало: не подавал ли я милостыню нищим в иностранных портах, и за сколько можно толкнуть там наш фотоаппарат «Зенит-Е». Я держался как партизан в фильмах о войне. Потом инквизитор потребовал показать партбилет. Дескать, все ли в порядке с взносами? Я ответил, что документ в корабельном сейфе на эсминце, а сейф будет вскрыт только завтра.
— Вот завтра и приходи, — дружески похлопал меня по погону замполит, — да, кстати, подготовь-ка на себя еще одно представление на медаль «За боевые заслуги».
Я чуть было не споткнулся о комингс и вопросительно уставился на политвождя. В глубине души я, конечно, считал, что достоин и большего, но, чтобы так просто и быстро награда нашла героя — не верилось. Я вытянулся по стойке смирно в готовности заявить, что служу Советскому Союзу. Замполит смерил меня взором, почесал за ухом и произнес нечто обидное:
— Надо же кому-то дать медаль после приемки нового проекта. Вон, вчера разнарядка пришла. А ты у нас — единственный офицер без взысканий. У остальных — как в книжке Чуковского — от двух до пяти. В твоем боевом посту, между прочим, самогонку в заводе гнали и по огнетушителям разливали. Тогда за эту чачу строгачей раздали — штук шесть. Тебя на месте не было — про тебя забыли, а жаль.
Я пробубнил что-то про свои заслуги на БС, но замполит противно хихикнул и грубовато вытурил меня из каюты.