А кстати, о поэте Василии Жуковском. Он ведь тоже многое переосмыслил на излете своей жизни. И в молодости и в апогее славы он, подобно многим другими талантам, полагал, что вдохновение имеет божественное происхождение. А вот в конце жизни он в этом стал сомневаться, ему небезосновательно стало казаться, что источник вдохновения может иметь противоположное происхождение. Он понял, что поэзия «нас часто гибельным образом обманывает на счет нас самих, и часто, часто мы ее светлую радугу, привидение ничтожное и быстро исчезающее, принимаем за твердый мост, ведущий с земли на небо. Под старость я не рассорился с поэзией, но не в ней вся правда; она только земная, блестящая риза правды». И еще: «…лгать себе не хочется. В поэтической жизни, сколь бы она ни имела блестящего, именно поэтому много лжи […] и эта ложь теряет весь свой мишурный блеск, когда поднесешь к ней (рано или поздно) лампаду христианства»[278]
.Ф. М. Достоевский (1821–1881), придя в себя после кровотечения из легких (лопнула артерия), потребовал: «Немедленно священника!» После исповеди и Причастия он совершенно успокоился, благодарил жену за прожитые вместе годы, благословил детей, тихо спал всю ночь, утром сам продиктовал для газет бюллетень о своей болезни; через три часа его не стало. Он скончался в один день с Пушкиным, которому поклонялся, и так же, как лицо поэта, его лицо казалось одухотворенным и прекрасным; заря иной лучшей жизни как будто бросала на него свой отблеск.
В. В. Розанов (1856–1919) незадолго до кончины пережил великое горе, потеряв сына, и принял эту скорбь как расплату за некоторые свои сочинения. В болезни он со всеми примирился, всех благодарил, просил прощения, соборовался, несколько раз исповедовался, и причащался. В предсмертных письмах он называл себя «хрюнда, хрюнда, хрюнда», а подписывался «Васька дурак Розанов». Умирал тихо и спокойно, не метался, не стонал, т. к. ему на голову положили плат от раки преподобного Сергия. «Отчего вокруг меня такая радость, скажите? со мной происходят действительно чудеса…» – проговорил он в самый момент кончины; по лицу его разлилась удивительная улыбка, вспоминает дочь, какое-то прямо сияние, и он испустил дух. Отпевали Розанова священник Соловьев, о. Павел Флоренский и архимандрит Иларион, будущий архиепископ, священномученик.
Вывод из моих рассуждений таков: читайте прежде биографии писателей и поэтов, а потом уже решайте: читать или не читать их книги. И всегда помните слова Спасителя:
Если это были слова покаяния, то творчество такого писателя может быть интересно с точки зрения понимания того, как шла незримая брань между писателем и его «куратором». Нам это должно быть не только интересно, но и полезно. Ибо в наш безбожный век все мы в той или иной мере оказываемся зависимыми от этих «кураторов». И нам есть чему поучиться у таких писателей, в том числе на их ошибках. Это мои размышления, отнюдь не претендующие на абсолютную истину, адресованные читателям.
А что сказать писателям? Можно напомнить крылатую фразу: «Если можешь не писать – не пиши» (по поводу ее авторства идут споры: называют Чехова, Толстого и даже Рильке). Ну, а если не можешь не писать? А если у тебя талант от Бога, а таланты, как мы знаем из Евангелия, следует приумножать? Тут я могу сослаться на святителя Игнатия (Брянчанинова), который говорил, что в идеале источником литературного слова должна стать молитва: «Займитесь постоянно и смиренно, устранив от себя всякое разгорячение, молитвою покаяния, которою Вы занимаетесь: из нее почерпайте вдохновение для писаний Ваших. Затем подвергните собственной строгой критике писания Ваши и, при свете совести Вашей, просвещенной молитвою покаяния, извергните беспощадно из Ваших сочинений всё, что принадлежит к духу мира, что чуждо духу Христову. Горе смеющимся ныне! Это слова Христовы! Это определение, исшедшее от Бога! Невозможно устранить их никаким словоизвинением»[279]
Заключение
После прочтения всего вышенаписанного мне могут возразить. Мол, состояние русской литературы расписано в слишком мрачных красках. Что в истории и мировой, и русской литературы было много гениальных произведений, которые человека не уводили от Бога, но, наоборот, приближали к Нему. Что они были «напитком», состоящим из одного «меда», без всяких примесей «цикуты».