Читаем В начале было Слово, а в конце будет цифра полностью

В отношении художественной литературы такое сравнение также уместно. Взять, например, поэтов «серебряного века». И у Александра Блока, и у Валерия Брюсова, и у Константина Бальмонта, и у Федора Сологуба, и у Вячеслава Иванова, и у других поэтов того времени (того же Сергея Есенина) можно найти и «мед», и «цикуту». Много «цикуты» в романах и поэмах не надо для того, чтобы отравить человека и отправить его на тот свет, вернее, в геенну огненную. «Цикута» была и в творчестве более ранних писателей и поэтов, причем ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Гоголь, ни другие «великие» исключения не представляют. Многие «великие» (особенно первой половины XIX века) это чувствовали и пытались бороться с искушениями подлить в напиток цикуту. Тот же Николай Васильевич Гоголь по этой причине даже сжег второй том «Мертвых душ».

Не есть ли такой «творческий коктейль» наших поэтов и писателей проявлением того, что в медицине и психологии называется «синдромом множественной личности»? Творческая личность оказывается в плену у беса. Иногда в полном и беспросветном. В конце XIX – начале XX века. даже появилось литературное движение под названием «декадентство», что в переводе на русский язык означает «упадок». Оно характеризуется эстетизмом, индивидуализмом и имморализмом. При этом участники движения (декаденты) не только не пытались скрывать своего имморализма, но, наоборот, эпатажно им бравировали. Декадентство было явлением мировой литературы, при этом Россия не отставала от Франции, где оно зародилось. К числу русских декадентов в 1890-е годы. относили таких поэтов и писателей, как К. Бальмонт, А. Добролюбов, И. Коневской, Ф. Сологуб, Д. Мережковский, З. Гиппиус, а также ранний Брюсов. После революции 1905–1907 годов. русские декаденты перестали считаться маргиналами и вместе с ростом популярности их произведений вошли в состав творческой элиты. Российские литераторы начала века, даже если формально не принадлежали к течению декадентов, создавали в стране атмосферу упадка и безнадежности, готовили революцию 1917 года.

Взять, к примеру, популярного писателя Леонида Андреева (1871–1919). Судя по всему, он с ранних лет оказался в цепких лапах дьявола. Известно, что по крайней мере три раза предпринимал попытки самоубийства. Писатель был последовательным богоборцем, антихристианские мотивы присущи всему его творчеству. В 1903 году Андреев писал в одном из писем: «Царство человека должно быть на земле» – и называл «враждебными» обращения к Богу[266]. В письме к Максиму Горькому он прямо признавался в своей нелюбви ко Христу и христианству. Предсмертные сочинения писателя проникнуты депрессией, идеей о торжестве иррациональных сил. В частности, в неоконченном романе «Дневник Сатаны» Андреев проводит идею, что современный человек стал злее и хитрее самого дьявола. Бедный Сатана (у Андреева он написан с большой буквы) был облапошен людьми, которых он встретил в Риме, и оказался слабым неудачником. В общем, у Андреева главными участниками исторической драмы являются дьявол и человек, но человек бесоподобный. Творчество Андреева можно назвать напитком, состоящим из неразбавленной цикуты.

После революции 1917 года появилась «пролетарская» литература. Полными и беспросветными пленниками дьявола могут служить такие его литературные «рабы», как Максим Горький, Михаил Булгаков, Владимир Маяковский. Они травили русский народ напитком из неразбавленной цикуты, а в конце концов, и сами ушли из жизни в состоянии полного отравления.

Кое-кто из литературных «рабов» пытается вырваться из этого плена, от чего творчество начинает напоминать черно-белую «зебру». А, может быть, «хозяин» такого литературного «раба» специально отпускает свой поводок для того, чтобы «раб» мог сотворить что-то светлое и, тем самым, вызвать симпатии и доверие со стороны читающей публики? Таковы проделки дьявола, желающего с помощью своих литературных «рабов» погубить как можно большее число человеческих душ. А когда такой «раб» выполнил свою миссию, его можно также отправить на тот свет. В прямом смысле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Что такое антропология?
Что такое антропология?

Учебник «Что такое антропология?» основан на курсе лекций, которые профессор Томас Хилланд Эриксен читает своим студентам-первокурсникам в Осло. В книге сжато и ясно изложены основные понятия социальной антропологии, главные вехи ее истории, ее методологические и идеологические установки и обрисованы некоторые направления современных антропологических исследований. Книга представляет североевропейскую версию британской социальной антропологии и в то же время показывает, что это – глобальная космополитичная дисциплина, равнодушная к национальным границам. Это первый перевод на русский языкработ Эриксена и самый свежий на сегодня западный учебник социальной антропологии, доступный российским читателям.Книга адресована студентам и преподавателям университетских вводных курсов по антропологии, а также всем интересующимся социальной антропологией.

Томас Хилланд Эриксен

Культурология / Обществознание, социология / Прочая научная литература / Образование и наука