В начале было Слово, а в конце будет цифра

Если мы уж вспомнили женщин, то, наверное, наиболее ярким примером автоматического письма является творчество основоположницы теософии Елены Блаватской (1831–1891). Это общеизвестный факт. Даже на портале Теософического общества мы читаем о ней: «Своего рода биологический робот, пульт управления которого передавался между учителями. Своего рода печатная машинка, на которой писался текст „Разоблаченной Изиды“ и „Тайной доктрины“ (два основных произведения Блаватской – В. К.). Но это нисколько не умаляет ее заслуг, потому как без такой машинки не было бы этих книг… Она как катализатор духовного развития Европы, без которого [они] толклись бы на месте еще несколько сотен лет»[255].

А вот Максим Горький, он же Алексей Пешков (1868–1936). Максим Горький не только сам занимался литературным творчеством, но и направлял творчество всех советских писателей. Горький был самым издаваемым в СССР советским писателем: за 1918–1986 годы общий тираж 3556 изданий составил 242,6 миллиона экземпляров. Если же принимать в расчет всех русских писателей, то Горький уступал лишь Л. Н. Толстому и А. С. Пушкину[256]. Своими лукавыми писаниями Горький соблазнил десятки миллионов советских людей.

Как образно выразился Ю. Воробьевский, в 1868 году родился Алексей Пешков, а после того, как в него вселился дьявол, он получил новое имя – Максим Горький. С тех пор в писателе было две личности – прежний Алексей Пешков и вновь подселившийся Максим Горький. Причем второй был начальником, который помог ему добиться славы и стать главным в цехе «пролетарских писателей». Евгений Замятин писал об этом шизофреническом состоянии: «Они жили вместе – Горький и Пешков. Судьба кровно, неразрывно связала их».[257] Примерно то же самое заметил в «пролетарском писателе» Корней Чуковский, который даже написал и опубликовал в 1924 году работу под многозначительным названием «Две души Максима Горького»[258]. Вот фрагмент из этой работы, где Корней Чуковский обращает внимание на сходство Горького и Толстого: «…в нем, как и в Толстом, две души, одна – тайная, другая – для всех, и одна отрицает другую? Первая глубоко запрятана, а вторая на виду у всех, сам Горький охотно демонстрирует ее на каждом шагу».

Профессор Михаил Дунаев пишет: «В рассказе „Сторож“ Горький признал, что с ранней юности им руководила и двигала жажда знания, – и сделал существенную оговорку: „Меня пленил и вел за собой фанатик знания – Сатана…“» Литературный образ? Но к этому тяжелому случаю действительно подходит предупреждение аввы Дорофея: «Тому, кто верит своему уму и предается своей воле, враг, как хочет, устраивает падение»[259].

Купаясь в лучах славы, какой не удостоились при жизни ни Пушкин, ни Гоголь, ни Достоевский, Горький писал: «Если дьявол существует и вводит меня в искушение, то это – во всяком случае – не „мелкий бес“ эгоизма и тщеславия, а Абадонна, восставший против творца, равнодушного к людям и лишенного таланта»[260]. Примечательно, что слово «Абадонна» (также «Аваддон») – из еврейского языка, несколько раз встречается в Ветхом Завете, означает «смерть», «тление», «уничтожение», «погибель». В Новом Завете встречается один раз – в книге Откровения Иоанна Богослова – в эпизоде, когда вострубил пятый ангел – это имя «ангела бездны», царя саранчи, вышедшей из той бездны, «имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион» (Откр. 9:11). Да, Максим Горький неплохо знал Священное Писание и понимал, кому он служит и с кем он воюет. Его гордыня была нечеловеческой: он ведь служил не «мелкому бесу», а дьяволу смерти, находившемуся на вершине власти инфернального мира. Безумный писатель хотел славы в том, инфернальном мире! Игра не просто опасная, она обречена на единственно возможный финал. Отсюда постоянные нервные срывы, страхи, склонность к суициду. Все мы помним слова апостола Иакова: «и бесы веруют, и трепещут» (Иак. 2:19). Вот и пролетарский писатель только для публики играл роль «атеиста», на самом деле он заключил, подобно Фаусту, договор с дьяволом, вместе с ним веровал и трепетал. И ждал неизбежного своего конца. Смерть, причем не только физическая, но и духовная – неизменная такса по договору с дьяволом.