В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

* * *

В действиях тоталитарных режимов, во главе которых, как правило, стоят более-менее случайные выскочки, традиционно не хватает деликатности, столь необходимой подвластным индивидуумам для того, чтобы не чувствовать себя полными ничтожествами. Это демократиям и даже наследственным монархиям приходится облекать свои решения и распоряжения репрессивного свойства в мягкую оболочку, подавать их в таком виде и с такими приправами, чтобы минимальным образом задеть личность репрессируемого. Тоталитарный Совок всегда отличался крайней грубостью и бестактностью властей предержащих по отношению к своему населению и особенно к той его части, которая называется интеллигенцией и согласно классовой теории классом отнюдь не является, а представляет собой некую прослойку: между кем и чем — пусть объяснят знатоки марксизма-ленинизма-сталинизма… Конечно, в наши благословенные времена развитого социализма сталинские методы типа «сапогом по морде», «зажимания гениталий в дверном проеме», равно как и другие подобные изыски, почему-то плохо переносимые интеллигентами, уже давно не используются для доказательства их вины. Сейчас всё производится намного элегантнее, но тоже как-то топорно и бездарно.

Топорно и бездарно даже в мелочах…

Московские чиновники прислали решения по диссертациям Артура и Валерия спецпочтой в адрес Ученого совета в один и тот же день, в одинаковых серых конвертах, одинаково надписанных чьей-то равнодушной рукой. В одном конверте лежал пропуск в большую науку, и конверт этот открывал перед адресатом неоглядные радужные карьерные дали. Другой конверт перекрывал адресату кислород, между строк уведомлял адресата о его ненужности нашей науке и с плохо скрываемым злорадством объяснял, что адресат никогда… никогда не будет доктором наук в нашей стране. Несправедливый цинизм этих двух конвертов у нас оценили почти все, даже не имевшие никакого отношения к науке. Ведь все знали о прекрасном начале этой истории в один и тот же весенний день, о блестящей защите двух молодых ученых, с которыми люди связывали будущее нашего института… И — вот тебе на! — ужасный скандальный конец истории в один и тот же зимний день. Было в этом акте властей нечто вызывающее и дурно пахнущее — две равноценные диссертации, два молодых ученых одинаково высокого класса, русский и еврей, грубо и демонстративно разведены по разные стороны творческой судьбы. Артура поздравляли с некоторой неловкостью, словно он виноват в провале коллеги, а Валерия утешали тоже неловко и неубедительно — мол, «вы еще докажете…», «всё впереди еще наладится…» и прочие банальности. Артур вел себя безукоризненно и солидарно — его триумф подпорчен несправедливостью по отношению к Валерию. Валерий старался держаться, не проявлять паники, даже шутил, но близко знавшие его видели случившийся необратимый надлом, такой глубокий надлом личности, который не может кончиться тихим конформистским актом — дескать, что же тут поделаешь, се ля ви… Я пытался было его утешить, предложить конструктивную линию поведения, но он отмахнулся: «Завязывать надо, Игорь Алексеевич, завязывать…» Тем не менее мне удалось организовать встречу с Валерием в квартире Арона и Наташи, где по согласованию с Ароном ту конструктивную линию предполагалось обдумать и согласовать.

Арон пребывал в тяжелом состоянии, я никогда не видел его таким — он метался между гневом и недоумением, он как будто перестал понимать происходящее. Научная школа профессора Кацеленбойгена считалась безупречной, никогда прежде не было срывов с диссертациями его аспирантов и учеников, а работу Валерия он ставил выше всех прежних работ в нашей области.

Арон твердо стоял на том, что Валерий должен подготовить обстоятельный и строго доказательный ответ на отрицательный отзыв анонимного оппонента и с этим ответом принять участие в дискуссии с анонимщиком на заседании экспертной комиссии ВАКа. Арон считал возможным переломить таким образом ситуацию и добиться положительного решения.

Я придерживался противоположной позиции: дискуссия с «черным оппонентом» бессмысленна, ибо его критика и отрицательная оценка работы Валерия политически мотивированы и не имеют никакого отношения к науке, вследствие чего вступать со всей этой компанией в борьбу, делая вид, что это научный спор, бессмысленно и унизительно.