В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

«Теперешняя докторская степень обесценена, присваивают ее сплошь и рядом каким-то случайным партийным и хозяйственным выскочкам за должность высокую, по указаниям сверху, просто по блату — карикатура какая-то. У нас в институте появился доктор биологических наук из секретного института, никто не знает ни одной его научной работы, никто не знает даже тему его докторской диссертации, как, кстати, и кандидатской. Похоже, ему прямо так взяли и присвоили степень доктора. Как говорят, по совокупности трудов праведных… Мне кажется, кандидатская степень пока еще не опошлена в такой мере, как докторская, — она без этих совокупностей и совокупляемостей…»

Валерий отреагировал резко, нервно, на высоких нотах:

«В этой стране нельзя рассчитывать на серьезную научную карьеру с кандидатской степенью. В слове „кандидат“ есть что-то недоделанное, незавершенное, школярское — „кандидат в члены…“, „кандидат в мастера спорта“… Кандидат наук — это „кандидат в науку“, что ли? Никогда не соглашусь на такое…»

Последнее предложение он едва ли не выкрикнул срывающимся голосом. Валерий потом отчаянно и мужественно боролся — нужно отдать ему должное. Эту борьбу по уровню ее практической бессмысленности можно было бы назвать донкихотством или борьбой с ветряными мельницами. Но эти самые ветряные мельницы были в данном случае не благородными рыцарями науки, а убойными механизмами всесильного государственного аппарата. На протяжении полугода Валерий был жестко вовлечен в эту контрпродуктивную борьбу и почти не выдавал новых результатов. Мы с Ароном, конечно, сквозь пальцы смотрели на такое снижение эффективности работы ученого, понимали его состояние — достаточно было представить себя в его шкуре…

Меня захлестнула волна текущих директорских забот и тяжелой борьбы за существование проекта цифровой радиосвязи. К тому же личные дела не радовали…

От Аделины долгое время не было писем, а Иосиф Михайлович что-то темнил, обнадеживал, что, мол, всё в порядке, но так и не мог объяснить мне, куда же ее сослали. Он утверждал: всё под его личным контролем, материалы для условно-досрочного освобождения готовятся, но я чувствовал — в чем-то наш выдающийся адвокат просчитался и не всё идет так гладко. Встречи с родителями Аделины были тягостными, они сильно сдали, болели, постарели…