Эта пафосная фраза, впрочем — вполне обоснованная, по-видимому, произвела на Станислава определенное впечатление. Он расспрашивал о деталях математического аппарата, развитого Валерием, и его практической полезности, а в конце спросил, чем же можно объяснить негативное заключение Высшей аттестационной комиссии. Я упомянул, что в экспертном совете в основном представители другого направления теории, что им далеки те реальные проблемы, с которыми мы сталкиваемся при разработке новой аппаратуры. Передо мной стояла сложная задача, я не хотел из тактических соображений акцентировать еврейский аспект этого дела и напирал на борьбу различных научных школ. В конце концов, не важно, под каким соусом ЦК вмешается в дело, лишь бы обозначил свою заинтересованность в положительном решении. Но Станислав не удовлетворился моими сложными объяснениями и всё пытался выудить у меня истину — простую и понятную причину столь негативного отношения к работе Валерия. В конце концов я был вынужден озвучить ту сакраментальную фразу из отзыва черного оппонента о родственниках Валерия, уехавших в Израиль, и о прочем «сионизме»… Станислав насупился, выпил залпом остаток виски из стакана и… окончательно протрезвел. Я посмотрел на его жену — улыбка сбежала с ее лица, ставшего строгим, она молча встала и ушла на кухню. Я понял, что моя миссия провалилась… Станислав нравоучительно сказал:
«Вот видишь, Игорь, что получается… Советская власть открыла перед ними все возможности, предоставила им невиданные права — образование, научная работа и прочее… А они? Они, пользуясь этими правами, уезжают во враждебное нам сионистское государство, чтобы работать там против нас под патронажем американских спецслужб. Это, Игорь, есть предательство, измена родине в интересах еврейского буржуазного национализма, сионизма и его покровителей…»
Я ушам своим не верил — Станислав вдруг заговорил в совершенно несвойственной ему манере дешевой совковой пропаганды. Я знал его другим, не мог он так думать.
— О чем ты, Станислав, говоришь, какое отношение Валерий имеет к сионизму?
— Самое прямое — его родственники уже там… ВАК, как я полагаю, не желает брать на себя ответственность за дальнейшие действия соискателя Гуревича.
— Если у государства есть претензии к Гуревичу по линии сионизма, то этим должен заниматься КГБ, а не ВАК. Зачем же гробить науку, которая не имеет ни национальности, ни государственной принадлежности? Или ты хочешь сказать, что ВАК стал подразделением КГБ…
— Я хочу разъяснить тебе, Игорь, что борьба с сионизмом — не узковедомственная задача, это политика партии, которая выше ведомств. И, заметь, не партия инициировала этот процесс, евреи сами начали уезжать во враждебное государство, и партия вынуждена жестко реагировать на это.
— То есть евреи сами во всём виноваты — знакомая мелодия… Помню по рассказам родителей, что во времена Дела врачей ее тоже напевали, но кажется, тогда никто в Израиль не уезжал, не правда ли? Вечная проблема: что было раньше — курица или яйцо? Из яйца в виде пресловутого сионизма советских евреев вылупилась курица — антисемитская политика правящей партии, так ведь у тебя получается… Но тогда непонятно, откуда появилось яйцо… Если заглянуть в историю, то наше кондовое русское юдофобство существовало и тогда, когда и слова-то такого «сионизм» не было… Не правда ли, Станислав?
Мой друг Станислав вдруг стукнул левым кулаком по столу, так что испуганная жена прибежала из кухни. Он почти закричал на меня, держа на вилке дрожащую рулетку из семги:
«Партия, позволь напомнить, всегда боролась с антисемитизмом — почитай Ленина… После Октября евреи получили невиданные ранее права, доступ к руководящим должностям в партии и государстве. Но партия всегда боролась и будет бороться с любыми проявлениями буржуазного национализма. И если наши евреи из науки склонны к сионизму, то пусть пеняют на себя. Чего им не хватает? Всё есть — работа, квартиры, дачи, машины, ан нет — Израиль им подавай, да еще непременно с ученой степенью доктора наук в придачу».