В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

— Я думаю, Артур, что ты должен принять предложение министра — вполне разумное и обоснованное, на мой взгляд. Что касается меня, то я с готовностью передам тебе эту нелегкую ношу и вернусь к науке, которую порядком забросил.

— Спасибо за понимание, ты настоящий друг. Поверь мне, Игорь, я не имею ни малейшего отношения ко всему этому делу, не предпринимал никаких действий в данном направлении, и для меня вызов к министру был полной неожиданностью. Я говорил им, можешь проверить, что нет никого, кто лучше тебя понимал бы суть проблем, стоящих перед нашим предприятием, но они…

— Что они? У них есть претензии ко мне? Скажи честно, Артур, — это важно для нашей совместной работы.

— Скажу тебе честно: у меня сложилось впечатление, что всё это, во всяком случае, относительно тебя, не является самостоятельным решением министерства… Это навязано им сверху, не знаю откуда…

— И гадалки не надо — парторганами предопределено и навязано. Свобода воли у нас давно замещена указаниями свыше, как в христианской ортодоксии…

Мне, конечно, было бы любопытно последить всю процедуру собственного смещения с должности, но Артур, похоже, действительно ничего не знал, и сюрреалистические разъяснения Ильи Яковлевича о вмешательстве высших партийных сил так и остались единственной зацепкой.

Артур тогда очень нервничал: как будто не меня, а его уволили. Тем не менее мы в общих чертах обсудили процедуру передачи власти и вопросы технической политики. Он сказал, что хочет видеть меня в качестве своего зама по науке, просит, чтобы я остался в этом кабинете. Я ответил, что подумаю, хотя уже тогда решил вернуться в лабораторию и никогда больше не влезать во власть — не мое это дело… Перед тем как мы распрощались, я сказал, что у меня к новому Генеральному директору две личные просьбы: не препятствовать продолжению работ по цифровой радиосистеме и поддержать Валерия в деле с ВАКом. Артур обещал и то, и другое, но я не поверил ни тому, ни другому — мне показалось, что он уже витает в каких-то заоблачных далях, из которых мои просьбы выглядят делами мелкими и второстепенными…

После того разговора с Артуром события моей жизни развивались стремительно…

В мае пришел приказ из министерства об освобождении меня «от обязанностей временно исполняющего обязанности» — буквально так и было сказано — и о назначении Артура Генеральным директором. Я позвонил Комиру Николаевичу, сказал, что хочу вернуться в лабораторию и продолжить научную работу. Он вяло возражал: «Хотелось бы видеть вас, Игорь Алексеевич, в роли зама по науке…» Но я объяснил, что Артуру Олеговичу будет сложно работать со мной в качестве зама из-за моего несговорчивого характера. Я просил еще поддерживать и впредь работы по цифровой системе. Комир обещал… Мы с ним никогда больше не общались.

В июне я окончательно распрощался с начальственным кабинетом и возвратился за свой стол у окна в углу лаборатории. Мои старые настольная лампа и перекидной календарь всё еще стояли на нем. Календарь я убрал в шкаф — он напоминал мне времена, когда я выдавал настоящие научные результаты. Из своей роскошной начальственной жизни я не взял ничего за исключением Галины Александровны, которую оформил техником в свою лабораторию.

В июле я взял отпуск на полтора месяца, получил отпускные, передал сварливого сэра Томаса и деньги на его содержание добросердечным соседям, попрощался с Ароном и любимыми женщинами, слукавил, что, мол, еще не знаю, куда поеду, а сам упаковал вместе с вещами пару книг по творчеству Достоевского, московскую водку, армянский коньяк, ленинградские конфеты, купил билет на самолет до Магадана и… улетел к Аделине.

Глава 14. Вальядолид