Мой хозяин Коля продолжает опекать меня, конечно, не бесплатно. Узнав, что я собираюсь в Мяунджу, и критически осмотрев мою одежду и ленинградские ботиночки, он повел меня на местный склад экипировки золотодобытчиков. Там мы купили совершенно роскошное новое обмундирование: сапоги кирзовые, сапоги резиновые, «элегантные» черные под цвет местной грязи штаны и куртку, «прекрасный» прорезиненный плащ синего цвета с поясом, а главное — предмет под названием «накомарник». Представьте себе широкополую шляпу черного цвета, к которой пришито нечто вроде плотной дамской вуалетки по всей окружности. Всё это сооружение одевается на голову, и сквозь черную вуаль просвечивает лицо и пробиваются борода и усы, у кого они есть. Вид отвратительный и устрашающий, но, как мне было разъяснено, от комаров предохраняет полностью. Впоследствии я, признаться, почти не пользовался накомарником — в основном из эстетических соображений, а кроме того, при высоких температурах через него трудно дышать. Я предпочитал намазываться всевозможными антикомариными эмульсиями — действуют они безотказно, но воняют…
Коля помог найти шофера, который согласился подбросить меня по Колымской трассе за 100 км от Сусумана в поселок с прелестным названием Мяунджа. И вот мы едем на видавшем виды газике по Колымскому тракту. После проливных дождей тракт грязен, размыт, весь в лужах и рытвинах, но говорят, что это к лучшему — когда он сухой, то можно задохнуться от пыли. Колымский тракт — конечно же, уникальная дорога, — можно сказать, великий тракт, великий — я не оговорился — по нескольким причинам. Во-первых, это единственная дорога, связывающая отдаленный Колымский край, как здесь говорят, с «материком». Во-вторых, наверное, ни по одному шоссе в мире не перевезено столько золота, как по этой грязной дороге. Ну, и главное — дорога построена политическими заключенными сталинского режима, она в определенной мере является вечным символом этого режима. Тысячи каторжан пробивали этот путь среди сопок и болот, долбили мерзлую землю кайлами, ломами и лопатами, рыли ямы под столбы для электрических и телефонных проводов, таскали тачками мерзлую землю и камни. Они умирали здесь от невыносимого холода зимой и от беспощадного гнуса жарким летом, умирали от голода и непосильного труда, от болезней, пуль и издевательств вохровцев. Здесь говорят, что Колымская трасса построена на костях политзаключенных, и это не фигура речи, а страшная истина. Это великое деяние тысяч невинно осужденных мучеников никогда не отметит «справедливая» история.
Тем временем мы огибаем невысокую сопку, и за поворотом открывается вид на Мяунджу. Волнительно и тревожно стало на душе — совсем скоро я увижу Аделину. Какой она стала, как мы встретимся? Со стороны Колымского тракта поселок выглядит живописно. На фоне фиолетовых сопок веером разбегаются разноцветные дома: ярко-красные, голубые, желтые. Здесь объясняют, что яркая окраска домов нужна, чтобы находить их в кромешном тумане зимой. Красиво… но, когда подъезжаешь к поселку поближе, бросаются в глаза все язвы, типичные для этого края в целом — неухоженные улицы, грязные полуразвалившиеся строения непонятного назначения, сараи, свалки мусора — короче говоря, весь тот налет временности и рвачества, который характерен для всего Колымского края. Впрочем, в Мяундже убогость местной жизни проявляется, наверное, в меньшей степени.