В объятьях богини раздора

Они спали в одной постели, но не вместе. Ели в одной кухне, но порознь. Своё полотенце в ванной Наталья перевесила так, чтобы оно не касалось его полотенца, и переодевалась теперь за закрытой дверью. Они старались избегать тем, поступков, движений, которые могли бы спровоцировать столкновение, потому что боялись сокращать дистанцию даже в ссоре. То, что раньше было само собой разумеющимся – секс, откровенные разговоры, шутки и смех, – стало казаться нереальным, почти невозможным. Подсматривая украдкой, как Наталья двигается, как подбирает под себя ноги, усаживаясь на диван, он вспоминал её тело, как вспоминают пейзажи мест, в которых были давно. Со щемящей ностальгией, понимая, что сейчас эти места за тысячу километров и попасть туда ещё раз вряд ли возможно. Он пытался представить, каким Наталья видит его, и содрогался. Успешный преподаватель, о котором говорят столько хорошего, – и только она знает, что внутри румяного яблока живёт червь. Теперь он сам не понимал, как мог залезть в её ноутбук и обыскивать шкаф.

Когда он заговаривал с Натальей, его голос звучал шаблонно и надтреснуто, словно он говорил не то, что думал. Он раздражал себя, по отношению к себе чувствовал брезгливое негодование и, будь это возможно, бросил бы себя без сожаления и ушёл куда глаза глядят. Когда он встречался с Натальей глазами, ему казалось, что на их глаза опускаются шторы, чтобы скрыть истинное положение вещей. Но они теперь редко смотрели друг на друга. Те Наталья и Иван, которые безудержно любили друг друга в прошлом, ни за что бы не поверили, что их ждёт такое будущее. Они оба чувствовали это, и главным ощущением, когда они находились вместе, была неловкость.

И вот теперь, около трёх часов ночи, они лежали в постели и соприкасались пальцами. Пальцы были безмолвные и словно неживые; они просто лежали, а вокруг них и между ними лежали невидимые, тяжёлые и вязкие, как кучи песка, не одушевлённые звуком слова.

Кристина звонила каждый день, по нескольку раз. Если он не брал мобильный, она пыталась добраться до него через секретаря. Она слала ему эсэмэски. Смысл сообщений всегда был один и тот же: они должны быть вместе, и вся их предыдущая жизнь была подготовкой к этому. В телефонных разговорах она настойчиво предлагала встретиться, зазывала его в гостиницу. Крис не выказывала ни раздражения, ни утомления. Её голос всегда был уверенно-ласков. Она терпеливо выслушивала реплики Ивана, которые раз от раза делались всё неуравновешеннее; его растущее беспокойство её не пугало. Будь на её месте любая другая женщина, Иван давно бы уже позволил себе более резкий тон. Но он слишком хорошо помнил характер Крис – её нынешнее поведение легко вписывалось в логику диковатого характера. Он понимал, что это не может продолжаться долго, но не мог представить, чем это может закончиться, и постоянно заходил в своих размышлениях в тупик.

В последнее время к его растерянности прибавилось новое чувство. Он долго не мог понять, что это, пока однажды, выйдя с работы, вдруг не заметил её фигуру в тени лохматого дерева на другой стороне улицы. Она стояла неподвижно, и густая листва и сумерки почти скрывали фигуру. Он остановился, ожидая, что она подойдёт. Но Крис не шевелилась. Ему показалось, что он видит сквозь листву её лицо, что её глаза опущены вниз, как у провинившейся. Память Ивана нырнула назад и вытащила схожее видение: Крис стоит в углу школьного коридора, завешенная волосами, а вокруг неё прыгают и гримасничают дети, скандируя:

– Ста-ту-я! Ста-ту-я!

«Ремейк из детства», – усмехнулся Иван. Он хотел подойти к Крис, потом вдруг резко раздражился: что она себе позволяет, ведь не ребёнок! Иван нахмурился и прошёл на стоянку. Выезжая из двора Центра, он нарочно не смотрел на другую сторону улицы, но, остановившись перед светофором, не утерпел. Пока горел и моргал красный цвет, Иван украдкой кинул взгляд в зеркало заднего вида и увидел, что Крис идёт по тротуару. Её голова была опущена, а походка и вся тонкая, во что-то облегающее одетая фигура выражали такую печаль, что Иван раздражился ещё больше. Отчего-то ему стало обидно за маленькую девочку из своей юности. Готова броситься на шею – кому? – почти незнакомцу! почти случайному! Да что она, совсем, что ли, себя не ценит?!